Евгений Пермяк - Красотеющая красота

Девоньки, бабоньки, старые подруженьки, молоденькие внученьки и все, кто до сказок охоч, перескажу я вам про красотеющую красоту, про людскую чистоту одну небыль, которая и по сей день былью бытует с нами и в нас живет.

В одном немалом-невеликом городе многонько разных заводов и фабрик работало. Ткацкая тоже была. И на ней старая ткачиха, как и я, любила с молодыми поговорить. Феклистой ее звали. Жила она вдвоем с внуком. С Антошенькой. И когда подошли года, она с ткацкого станка на внуков кошт перешла. А внук Антон к той поре из подручных слесарьков вышел в лекальные мастера. Хорошо получал. И бабке и ему хватало на жизнь. Не так, чтобы через край, а не в обрез жили. Жизнь наградила Антона, кроме трудовой умельности, большой красотой. Всех она останавливала. Картина картиной этот парень выписался. Хорошей рамы только недоставало ему. А если бы захотел он ее, то нашлась бы, и не одна. Были такие, что тщились этот портрет в свой золотой багет мужем заполучить. Не одни фабричные молодки на него, как на ясное солнышко, из-под руки глядели, но и те никли, чьи отцы заводами владели, в каменных палатах жили, торговлей ворочали. Чем богаче невеста, тем разборчивее. Зачем ей денежный гулена-баловень из своих козырей, который еще до усов на губах изведал все радости-сладости. Не лучше ли из простой масти, да верный, любящий муж. Как Антон, что не одним ликом, но и нутром небесен. Чист и ясен в словах и в делах. Не счастье ли стать его женой? Все в городе знали, что таким Антона бабка выпестовала. В ее роду он последним остался, и ей желалось жить в правнуках, которые бы унаследовали самое лучшее, что есть в трудовом люде. По этой причине Феклиста растила своего внука на большой правде в любви к людям и особливо к тем, кому обязаны своим рождением все живущие на земле и те, кто будет на ней жить. Феклиста внушала уважение к женщине и сбережение ее, даже если она, не жалея себя, обольщает иной раз всесилием чар своей минутной слабости. Власть слов бабушки Феклисты была такова, что и смерть не заставила бы Антона перешагнуть запретную для него черту. Только первым и к первой придет он, когда мать Жизнь одарит его своей дочерью Любовью, чтобы дочь Любовь, ставши матерью, породила породившую ее Жизнь. Так что удивляться не надо, почему ее внук таким вырос. А все же дружкам-товарищам трудненько было понять Антона. Роем вьются вокруг него и в косынках, и в шляпках, и в кружевах. Глаза проглядеть на него готовы, а он к ним слеп, нем и глух.

— В своем ты? — спрашивают его дружки.

— То-то и дело, что в своем, а не в чужом.—отвечает им Антон и нескрываемо заявляет: — Дождусь, когда придет моя любовь, и я первым к ней первой приду.

И ждал. Не замечал, что не из последних красавиц невесты по той улице прохаживались-прогуливались, по которой Антон на свой завод проходил. Хорошие среди них были барышни. Первеющие во всем. Только бабушка Феклиста промеж их и Антошей стену сложила. Из слов, из примеров.

— Конечно,— говаривала она,— случается, что королевны красавцев-пастухов на себе оженяли. И не разженялись. Только пастух при богатой да при знатной овце пастухом оставался. Ее пас, холил и берег. И его женитьба прислужничеством обертывалась. Цепями. Золотыми, но цепями.

Не спорит Антон с бабкой. Сам видывал богачих, вдов-заводчиц, а при них смазливых муженьков на цепи в ошейнике. Феклиста слышит, о чем внук думает, и мысли его досказывает:

— Мужу с женой другая сцепка нужна. От души к душе. Из сердца в сердце непорываемая нить. Если не веришь, проверь.

А проверить ей хотелось Антона. Бывает ведь, в мыслях человек одну истину исповедует, а на крутом повороте все прахом идет. Ко всему прочему бабка приглядела в 3уевском заводе ту, душа которой вес в вес с душой Антона была. Ни в чем ее внук не перетягивал, а она — его. Показала она ей Антона сначала во сне, а потом в живом виде, да так, что Антон не знал про то.

— Люб ли тебе, Любонька, мой внук?

А та зарделась и в слезы:

— Не о том надо спрашивать меня. Буду ли я люба ему? А если буду, то надолго ли. Заманен он, бабушка Феклиста. Лишковато красавен. Уведут его от меня. Тогда смерть!

— Верно ты говоришь, девонька. Не зря люди толкуют — сначала проверь, а потом поверь.

Ничего не знал и об этом разговоре Антон. Время шло, а любовь не приходила. Но как-то его призвал домоуправитель к приехавшей из Питера молодой вдове-заводчице: