Евгений Пермяк - Красотеющая красота

— Непременно хочет видеть тебя. Говорит, по заводским делам. Так ли это или нет, не знаю. Не ослепила бы только она тебя своей красотеющей красотой.

— Такие для меня не слепительны,— сказал Антон и пошел в ее дом.

Провел домоуправитель Антона в ее покои. Увидел Антон заводчицу в тонкой кисее и обомлел. Думал, что в годах она, а перед ним юнее юни, моложе молодости яблонька в цвету. Она с первого взгляда все по лицу его прочитала и без утайки напрямоту серебристым ручейком прожурчала:

— И ты мне, Антоша, мил. Так мил, что и сказать невозможно. Подойди ближе. Не бойся осмелеть.

— А я и не боюсь!

— Не боишься, да опасаешься. Только зря. Тебя одного мужем и хозяином надо всем моим вижу.

Сказала она так и принялась завораживать, как только могла. Всеми своими чарами.

— Все твоим будет, Антон.

Тут он ей на прямоту прямотой ответил:

— И я таиться не буду перед этакой красотеющей красотой. И ангелу есть от чего обескрылеть и на землю пасть. Не видывал я и, думаю, не увижу такой. Но только я не могу и не буду вторым. Третий между нами незримо и вечно стоять будет.

Тут она скрипкой пропела:

— Антошенька, ты и не можешь быть вторым, когда я тебя первого полюбила... А тот в моем сердце и порога не переступил...

Не захотел на это отвечать Антон. А мог бы спросить, за кого замуж она выходила. С кем венчалась. С его заводом, что ли. По всей видимости так и было. А коли было, значит, стыда и совести в ней не было.

Надел Антон картуз и к двери, а она его за руку к себе повернула и пуще прежнего маем заневестилась. А потом засветилась вся изнутри. Вся через кисею увиделась. Молиться на такую в пору, а она на него молится:

— Мужем не хочешь быть, стань тайным моим счастьем. Антошенька. Пожалей мою вдовью нищету. Пожалей...

Себя забыл Антон. Все закружилось. Весь белый свет каруселью пошел. Ему же двадцать два, а ей девятнадцать лет. На седьмое небо в своих объятиях она возносит его. И совсем было воском начал таять Антон в ее полыме. А бабушка Феклиста в нем одолела его. Разомкнул Антон огневые руки, отринул малиновые уста и снова из воскового твердеть начал в себя самого.

— Нельзя.— крикнул он,— нельзя человека силой своей красотеющей красоты лишать его первенности.

Хлопнул дверями Антон и не помнит, как дома очутился. А очутившись дома, святая душа, все своей бабке рассказах. Не скрыл, как увидел он ее красотеющую красоту и полюбил до последней родинки.

— Краше и не увижу, бабушка!

— Увидишь,— сказала ему Феклиста.— Обязательно увидишь. Коли ты два самых трудных испытания прошел, жизнь вознаградит тебя.

— Какие два испытания, бабушка?

— Первое — богатством и знатностью. Не захотел ты, рабочий человек, себя чужим трудовым потом озолотить. Второе — верностью твоей, еще не знаемой тобой жене, матери твоих детей. Забота об этой верности не всем молодцам и молодицам на ум приходит. А потом всю жизнь помнится. Из совести не уходит. Теперь последнее, третье испытание остается...

Не стал слушать Антон, не до того ему. В работу решил уйти. Решил, но не ушел. С ним за его верстаком красотеющая красота стояла. Невидимо виделась. Неслышимо слышалась. Цветы ею пахли. Солнце ее улыбкой светило. Руки, разомкнутые им, обнимали его. Небо бездонно сияло глазами, которые зажгли в нем негасимый свет первой любви.

В лес стал от себя бегать Антон. Бабка так присоветовала.

— В лесу, Антоша, не одна нечисть живет...

И как-то бродил по чащобам парень и увидел грибок. Волнушку. И волнушка его увидела. Увидела и своей шапочкой-шляпочкой закивала, а потом как на скрипке пропела:

— Не узнал, Антоша, свою красотеющую красоту?

Удивился, но не оробел Антон и шуткой на шутку:

— Коли ты моя красотеющая красота, лезь в кузов.

— Да влезу ли,— усмехнулась волнушка.— Я ведь не мала, не легка, не покладиста.

При этих словах волнушка начала расти. И так ходко, что на глазах до живого женского роста выросла.

— Вот я какая, твоя красотеющая красота, твоя волнушка, старушка. Тут сбросила она свою волнушечью шляпку с дымчатым тюлем и открыла свое старушечье лицо. Оно было светлым, но морщинистым. Чужим, но близким. Знакомые черточки через морщинки-паутинки посквозились.

И чем дольше вглядывался Антон, тем больше узнавал свою красотеющую красоту. А она, будто помогая ему в этом узнавании, то седину рукой смахивала, то морщинки ладонью разглаживала, то щеки подрозовляла.

Когда же она утерлась своей рисунчатой косынкой и заново ее пофрантовитее повязала, перед Антоном совсем молодая женщина стояла. Под тридцать годов. В полном женском расцвете. Такой же стаха бы и та молоденькая заводчица через десяток лет...