Роальд Даль: Ведьмы

— И что же, вы замечали какое-то движение?

— Нет, никто не замечал. Где бы она ни была: на лужайке или в окошке дома, — она была неподвижна, как любое другое изображение на холсте.

— Это так удивительно, так странно.

— Но самым непонятным было то, что девочка на полотне росла. Лет через десять она превратилась в прелестную девушку, а потом в милую женщину лет тридцати, а ровно через пятьдесят четыре года со дня этого ужасного события изображение её навсегда исчезло из картины.

— Она умерла? — воскликнул я.

— Как знать… — задумалась бабушка. — В мире, где живут ведьмы, столько таинственного…

— Ну вот, два случая ты мне уже рассказала. А что стало с третьим ребёнком?

— Третьей была малышка Биргит Свенсон, — продолжила свой рассказ бабушка. — Она жила как раз через дорогу от нашего дома. Однажды всё её тело покрылось птичьими пёрышками, и она превратилась в большого белого цыплёнка. Родители несколько лет держали её в маленьком загоне в саду, и она несла яйца.

— А какого цвета? — поинтересовался я.

— Тёмные, коричневатые, — пояснила бабушка. — Я никогда в жизни не видала яиц такой величины! И до чего же вкусные получались из них омлеты!

В изумлении созерцал я свою бабушку, восседавшую в кресле, словно сказочная королева. Её глаза потемнели и затуманились. Казалось, что она всматривается во что-то очень далёкое…

Единственно реальной вещью оставалась бабушкина сигара, облачко дыма от которой окутало её голову.

— Но ведь девочка, ставшая цыплёнком, всё-таки не исчезла! — воскликнул я.

— Да, Биргит не исчезла. Она жила довольно долго.

— Бабушка, но ты ведь говорила, что все дети пропадали, — сказал я.

— Я ошиблась, ведь я уже стара, не могу же я всё помнить.

— Ну, а что случилось с четвёртым ребёнком? — не унимался я.

— Это был маленький мальчик Харальд. Однажды утром его кожа покрылась желтовато-серыми пятнышками, потом она стала жёсткой, и по ней пошли трещины, а к вечеру малыш окаменел…

— Стал каменным? По-настоящему каменным?

— Да, гранитным. Если хочешь увидеть, я отведу тебя к нему. Родные всё ещё держат его дома, он стоит в холле, словно маленькая скульптурная фигурка. Гости прислоняют к нему свои зонты.

Я был ещё маленьким мальчиком, но какие-то сомнения всё же зародились в моей душе. Мне не верилось, что бабушка говорит правду.

И хотя рассказывала она убедительно, с необыкновенно серьёзным выражением лица, и смешинки не искрились в её глазах, а губы не улыбались, я почувствовал, что всё больше и больше изумляюсь услышанному.

— Ну, продолжай же, продолжай! — настаивал я. — Ты ведь говорила мне, что их было пятеро.

— А тебе нравится аромат, исходящий от моей сигары? — неожиданно спросила бабушка.

— Не знаю, я ещё маленький, — уклонился я от ответа.

— Это неважно, сколько тебе лет, — сказала она. — Просто знай, что, если ты куришь сигару, ты никогда не простудишься. А что касается пятого ребёнка, — продолжала она, пожёвывая кончик сигары, словно это был вкусный овощ, — то это был на редкость интересный случай. Мальчик девяти лет, по имени Лейф, отдыхал летом со своими родными на берегу фьорда. Они разбили на одном из множества маленьких островов палатки, плавали, ныряли со скал. Однажды малыш Лейф прыгнул в воду, и наблюдавший за ним с берега отец заволновался: мальчик очень долго не выныривал из воды. Но когда он наконец появился, это был уже не его сын.

— А кто же это был?

— Маленький бурый дельфин.

— Нет! Нет! Не может быть! — закричал я. — Наверное, это и вправду был симпатичный маленький дельфин, дружелюбный, ласковый, как все дельфины? Бабушка, ну неужели малыш действительно превратился в дельфина?

— Совершенно верно. Я хорошо знала его мать, она-то мне всё и рассказала. Ставший дельфином Лейф весь день оставался рядом со своей семьёй в заливе, он катал на спине своих сестрёнок и братишек. Они прекрасно провели время! А потом он сделал им прощальный знак своим плавником и уплыл навсегда.

— Но, бабушка, как они догадались, что этот дельфин был их братом Лейфом?

— Да ведь он говорил с ними! Он смеялся и шутил, пока они катались на его спине.