Роальд Даль - Ведьмы

— Бабушка, но ты говоришь мне правду? Это действительно всё так? Всё по-настоящему?

— Милый мой, — отвечала бабушка, — поверь, ты ничего не сумеешь добиться в жизни, если не научишься узнавать ведьм среди людей и ловко избегать их козней.

— Но ты ведь сама мне рассказывала, что ведьму невозможно отличить от обычной женщины! Как же мне быть?

— А ты меня послушай, — ласково объясняла бабушка, — и запоминай хорошенько всё, что я скажу. А потом уж, перекрестившись и попросив у небес помощи, полагайся на свою судьбу.

Мы сидим с бабушкой в просторной гостиной её уютного дома в Осло. Я уже собрался идти в спальню. Занавески на окнах бабушка никогда не задёргивала, и я видел падающие снежные хлопья за окном, медленно летящие, такие большие на фоне непроглядной ночной тьмы.

Моя старенькая бабушка, морщинистая, ужасно полная, закутанная в кружевное одеяние серого цвета, важно восседала в своём любимом кресле, хотя оно было и тесновато ей, так что даже мышка не уместилась бы рядом. А я, кому совсем недавно исполнилось только семь лет, примостился у её ног на полу, в ночной пижаме и тапочках, кутаясь в свой халатик.

— А ты можешь поклясться, что не морочишь мне голову? — настаивал я. — Поклянись, что ты не дурачишь меня!

— Поверь мне, — отвечала бабушка, — я знаю не меньше пяти реальных случаев, когда дети исчезали, пропадали навсегда и больше их уже никто не видел. Их, разумеется, забирали ведьмы.

— А мне почему-то кажется, что ты просто пугаешь меня, — возражал я упрямо.

— Нет, нет, — отвечала мне бабушка, — я хочу быть уверенной, что с тобой ничего не случится. Ведь я люблю тебя и хочу, чтобы мы всегда были вместе.

— Ну, тогда расскажи мне об этих детях, которые исчезли, — попросил я.

Моя удивительная бабушка была, наверное, единственной на свете бабушкой, курившей сигары. И вот она зажгла сигару, длинную и тёмную (мне казалось, что дымок от неё попахивает горелой резиной), и начала рассказывать:

— Первого ребёнка, который исчез неизвестно куда, звали Ранхильд Хансен. Это была девчушка лет восьми, она играла на лужайке вместе со своей маленькой сестрой, а их мама пекла хлеб на кухне. Вот мама вышла на улицу, чтобы подышать воздухом, и спрашивает малышку:

«А где наша Ранхильд?»

«Её увела с собой какая-то высокая леди», — отвечает дочь.

«Что за леди?» — удивляется мать.

«Высокая леди в белых перчатках», — объясняет девочка.

И с тех самых пор, — сказала мне бабушка, — никто больше не видел бедной Ранхильд.

— А её искали? — спросил я.

— Ещё бы! На много километров вокруг. Весь город помогал искать её, но девочку так и не нашли.

— А что же случилось с остальными пропавшими детьми?

— Они исчезли так же, как и Ранхильд. Каждый раз какая-то незнакомая леди проходила мимо того дома, из которого пропадали дети.

— Но как же они исчезали? — снова спросил я.

— Особенно необычным был второй случай, — начала рассказывать бабушка. — Это была дружная семья по фамилии Христиансен. В согласии и ладу они жили в Холменколлене. А в гостиной их дома висела старинная картина, которой они весьма гордились. На картине был изображен двор фермерской усадьбы с уточками. Людей художник не изобразил, только стайку уточек на зелёной траве, а на заднем плане — фермерский дом. Красивая и большая была картина!

И вот однажды их дочка Сольвейг вернулась из школы, она грызла прекрасное яблоко, которым её угостила встретившаяся ей женщина. Так Сольвейг сказала. А на следующее утро кроватка Сольвейг оказалась пустой. Родители всюду искали девочку, но найти не смогли. И вдруг отец закричал:

«Вот же она! Наша Сольвейг кормит уточек!»

Отец показывал на картину, которая висела на стене, и, правда, все увидели на холсте Сольвейг. Она была там, на лужайке среди уточек, с корзинкой хлебных крошек, которые, казалось, она вот-вот бросит птицам.

Несчастный отец подбежал к картине и прикоснулся к холсту, к изображению дочери. Но это не помогло. Девочка по-прежнему оставалась частью картины, фигуркой, написанной на холсте масляными красками.

— А ты, бабушка, сама видела эту картину? И девочку на ней?

— И не раз, — ответила мне бабушка. — Но вот что странно: девочка словно бы передвигалась внутри картины. Однажды все увидели, что она уже не во дворе, а в доме и выглядывает из окошка. А в другой раз она оказалась в левой части картины и держала маленькую уточку на руках.