Игорь Малышев - Лис

Поздняя осень — бесприютное время. Лес стоит мокрый от непрерывных дождей. Листья облетели и валяются под ногами влажными тряпочками. Вороны на голых ветвях каркают грустно и простужено. На веточках висят капельки воды. По утрам уже выпадает снег, который тут же тает на еще не успевшей остыть земле и лежит мукой на поздней зеленой траве и кустиках дикой малины, не желающей расставаться с листьями.

Лис слонялся по озябшему влажному лесу, спугивая изредка зайцев да птиц. Даже ему, привыкшему жить в лесу в любую погоду, становится немного грустно в это бездомное время. Лис был мокрый, как все вокруг, к коже прилипли желтые пятнышки листьев. Он провел ночь на дереве, обхватив ствол старой липы руками. На его голове всю ночь проспала какая-то птаха, не то щегол, не то крапивник, которую ему было лень сгонять. На рассвете птаха улетела, а Лис пошел колобродить по округе. Быстро поймал себе на завтрак утку, съел ее, обглодав дочиста все косточки. Она спала в прибрежных кустах на озере. Бес бросился на нее, и прежде чем она проснулась, свернул ей шею. Почему она до сих пор не улетела на юг, не ясно. Лис мысленно поблагодарил ее и отправился гулять. Его босые ноги весело шлепали по мокрому яркому ковру. Он было попробовал подкидывать листья ногами, но они были слишком тяжелы, чтобы летать, и грузно шлепались на землю. Так он болтался до самого вечера. Нашел гнездо шершней в полом стволе дуба и куст терна, весь покрытый ягодами. Шершней он тревожить не стал, только послушал, как они шуршат там, в темноте. Кусту же досталось. После первых морозов терновые ягоды становятся сладкими и не вяжут уже рот, как летом. Лис наелся и отправился дальше.

Ночь застала в дороге одинокого скомороха. Он пробирался по темному лесу, наступая в лужи и тихо ругаясь при этом. Лапти его промокли насквозь, он постукивал зубами от холода. Роста он был небольшого. Из-под его шапчонки торчали редкие соломенные волосы. На плечах висел потрепанный армячишко с заплатками на локтях, прожженный во время ночевок у костра. Штаны из мешковины были почти новыми, вот только на коленке была дырка, откуда выглядывала тощая грязная коленка. Щеки заросли рыжей щетиной, глаза запали. На лице отражались какие-то неясные сомнения или тревоги, о которых он забывал только проваливаясь в глубокие отпечатки копыт со студеной водой. Чавкая грязью, он шел по раскисшей дороге, стараясь не потерять ее из виду. За плечами его висел мешок, где было все его нехитрое добро: пара новых лаптей с онучами, рубаха, завернутый в дерюжку кусок хлеба с луковицей, гусли, рожок, бубен с колокольцами и всякая мелочь, какую случается подбирать, скитаясь по земле без своего угла. Чтобы бубен с гуслями не звенели в дороге, он обмотал их тряпочками.

Лис услышал его издалека. Сам он сидел в это время на березе, низко наклонившейся над дорогой. Когда скоморох проходил под ним, Лис свесился, подцепил пальцами его шапчонку и уронил ее на землю.

— Ах, комар тебя склюй, — недовольно сказал путник, подбирая пропажу. Натянул поглубже на голову, чтобы она больше не падала. Лис тоже решил, что падать она больше не будет, и когда в следующий раз путник проходил под деревом, ловко снял ее и повесил рядом на сучок. Человек растерянно схватился за голову, шагнул еще пару шагов на разъезжающихся ногах. Выровнявшись, огляделся. На этот раз ему пришлось подняться на цыпочки, чтобы достать свою шапку.

— Высоко как, — удивился он. — Как она туда забралась?

В шутку он шлепнул ее ладонью.

— Смотри, больше не убегай.

В третий раз бес повесил ее на ветку осины так высоко, что бедному путнику пришлось скользя и срываясь лезть за ней на дерево. Потом он сам удивлялся, как он разглядел ее в такой темноте, но тут, видно, не обошлось без каких-нибудь проделок беса. С трудом он залез по стволу и перебрался на ветку, где висела непоседливая шапка. В этот момент внизу пробежала птица размером с теленка. Она была бы похожа на коростеля, если бы не человечье лицо. Скоморох испугался, вцепился в сук. В лесу было тихо, как в озере подо льдом. Слышался только шорох капель, падающих с веток. Он перевел дух. «Привидится же такое», — и зашевелился, приноравливаясь, как бы поудобней слезть вниз, где остался мешок с пожитками. Вдалеке послышался топот, немного приглушенный опавшей листвой. Под ним снова пронеслась та страшная птица с детским лицом, сосредоточенно глядя перед собой. «Боже мой», — пробормотал человек, прижимаясь к мокрой коре. Коростель выбежал из темноты в третий раз и остановился под деревом. Заходил мелким шагом, наклоняя голову и будто танцуя.