Кристиан Берг: Пингвин Тамино

— Не бойся! — успокоил его Фредерик. — Вон там, видишь, макрелины плывут. Надо бы перекусить! Наверное, ты тоже проголодался?

— Пара макрелей ему точно не помешает! — ответил за Тамино Фредерико.

Тем временем они спустились довольно низко и начали кружить над поверхностью океана. Вдруг Фредерико, летевший снизу, резко спикировал и выхватил из воды толстую рыбину. Еще секунда — и она полетела вверх. Фредерик ловко поймал ее на лету и перебросил Тамино, который от неожиданности раскрыл клюв, так что макрелина угодила прямо по назначению. Следующая макрель была поймана таким же образом и досталась Фредерику. Себя Фредерико тоже не забыл.

«Надо же, как ловко! — подумал Тамино. — Раз, и готово! Не то что нам, пингвинам, приходится нырять, искать…» Он вспомнил, как совсем недавно сам чуть не попал в пасть прожорливому морскому слону, и поежился: «Хорошо, что я не макрель…»

Тем временем стемнело. Солнце зашло за горизонт. Казалось, что оно нырнуло в воду и исчезло. Ему на смену выкатилась из-за облаков луна, которая теперь освещала путь трем путешественникам, державшим курс на Европу.

Чайкоплан с Тамино на борту уверенно продвигался вперед. Они летели уже так долго, что Тамино совершенно потерял счет времени. Ему казалось, что они летят целую вечность. Вверх, вниз, вверх, вниз… От этой болтанки его бросало то в жар, то в холод. Глаза слезились от ветра, перья стояли дыбом, голова кружилась, сердце отчаянно билось. Тамино было и боязно, и радостно. Все чувства перемешались.

Одно он знал наверняка: назад пути нет. Он пойдет до конца. Собственно, это стало ясно уже тогда, когда он расплакался на берегу океана. Впервые в жизни он плакал не из-за кого-то, а по кому-то. Он плакал по принцессе Нануме. Он плакал, бывало, и раньше. Из-за Атце, например, когда тот умудрялся пропустить гол. Или из-за папы, когда он приходил домой, садился перед телевизором и совершенно не обращал на него внимания или, еще хуже, отмахивался — мол, иди, не мешай смотреть футбол. Но это были всё не те слезы.

Тогда, на берегу, когда он плакал, думая о Нануме, у него в душе поселилось какое-то странное чувство. Оно поселилось там и никуда не исчезало. Оно грело Тамино, и оно же влекло его теперь в неведомые дали.

Тамино вдруг заметил, что чайки стали снижаться. Он осторожно посмотрел вниз. Там на волнах покачивалась здоровенная посудина, напоминавшая чем-то кастрюлю, в которой мама-пингвиниха варила уху. Во всяком случае из посудины валил такой же пар, как из маминой кастрюли.

«Кажется, они нацелились на эту штуку», — с тревогой подумал Тамино, пристально вглядываясь в неведомый объект, который при ближайшем рассмотрении оказался совсем не похожим на кастрюлю. Гораздо больше он напоминал мамину лохань, в которой она солила макрель. Только в этой лохани были окошки, дверцы, какие-то люки, лестницы, трубы. К тому же она была довольно пузатая, и внутри нее, насколько можно было разглядеть сквозь круглые окошки, бултыхались какие-то странные рыбины.

— Фредерико! — осторожно позвал Тамино. — Мы что, летим на эту… то есть в эту… — Тамино совсем запутался. — Мы будем садиться в эту лохань? — спросил он наконец.

— Фредерик! — крикнула чайка-капитан, обращаясь к своему приятелю, летевшему снизу. — Пассажир интересуется, куда мы летим и зачем нам понадобилась эта, с позволения сказать, лохань.

Эта, с позволения сказать, лохань нам понадобилась, чтобы передохнуть и поменяться местами’ Думаешь, легко везти такого упитанного пингвина? — ответил Фредерик, направляя чайкоплан на лохань.

Через секунду они произвели посадку на борту странной посудины.

— Ничего себе лоханища, — ахнул Тамино, озираясь по сторонам. — Без конца и без края!

— Это не лохань, мой друг, — с важным видом сказал Фредерик, — и даже не лоханища! Это пароход. Он перевозит по воде людей.

— А от людей нам по возможности нужно держаться подальше, добавил Фредерико.

— От людей? — переспросил Тамино. — А кто такой люди?

— Не такой, а такие, — поправил его Фредерик. — Неужели ты не знаешь, кто такие люди? Странно, ты все-таки не такой уж и маленький.