Туве Янссон - Мемуары Муми-папы

— Пойду взгляну на барометр, — поспешно сказал Фредриксон и, улизнув в штурманскую рубку, прихлопнул за собою дверь.

Однако барометр в тихом ужасе упал на сорок делений и не смел подняться до тех пор, пока не приключилась история со скалотяпами. Но об этом потом.

А пока что мы не имели никакой надежды избежать испытания, которого, я уверен, никто из нас не заслужил.

— Эхма, даленечко же я уже ушёл, — сказал Муми-папа своим обычным голосом и поднял глаза от мемуаров.

— Знаешь что, — сказал Муми-тролль, — я уже начал привыкать к завихрениям твоего повествования. Ведь та кастрюля-то — если подумать… ну и здоровенная же она должна была быть… А мы разбогатеем, когда ты закончишь книгу?

— Ужасно разбогатеем, — серьёзно ответил Муми-папа.

— А деньги поделим между собой, — сказал Снифф. — Ведь ты же использовал моего папу Зверка-Шнырка в качестве героя.

— Я-то всё время думал, что героем был Супротивка, — сказал Снусмумрик. — Подумать только! Лишь теперь узнать, какой замечательный папа у тебя был, и как приятно, что он похож на меня!

— Ваши тухлые папы — всего лишь почва, на которой вы выросли! — воскликнул Муми-тролль и пнул Сниффа ногой под столом. — Они радоваться должны, что вообще попали в мемуары!

— Ты пнул меня! — вскричал Снифф и встопорщил усы.

— Чем вы занимаетесь? — спросила Муми-мама, выглядывая из двери гостиной.

— Папа читает вслух о своей жизни, — отозвался Муми-тролль (с ударением на «своей»).

— Ну и как вам это нравится? — спросила мама.

— Жутко интересно! — ответил сын.

— Иначе и быть не может, — подтвердила мама. — Только не читай того, что может создать у малышей невыгодное впечатление о нас с тобой. Вместо этого говори: многоточие, многоточие, многоточие. Дать тебе трубку?

— Пусть он не курит! — крикнул Снифф. — Как я понял тётку той Хемульши, курение грозит мне трясучкой, желтизной под носом и лысым хвостом!

— Ничего, — сказала мама Муми-тролля. — Папа курил всю свою жизнь, и от этого у него ни лапы не трясутся, ни хвост не полысел, ни нос не пожелтел. Всё приятное полезно для желудка.

И она зажгла трубку Муми-папе и открыла окно вечернему бризу. А потом, насвистывая, пошла на кухню варить кофе.

— Как же вы могли забыть про Зверка-Шнырка при спуске судна? — укоризненно заметил Снифф. — Сумел он мало-мальски привести в порядок свою коллекцию пуговиц?

— Ещё как, — ответил Муми-папа. — Он всё время находил новые системы сортировки пуговиц. Располагал пуговицы по цвету, по величине, по форме, по материалу или просто в зависимости от того, какие ему больше нравятся.

— Фантастика какая-то, — мечтательно произнёс Снифф.

— Ну а меня огорчает то, что пижама моего папы набита студнем, сказал Снусмумрик. — В чём он теперь будет спать?

— В моей, — ответил Муми-папа, пуская в потолок большущие клубы дыма.

Снифф зевнул.

— Может, на летучих мышей поохотимся? — предложил он.

— Давайте, — подхватил Снусмумрик.

— До свидания, папа, — сказал Муми-тролль. Муми-папа остался один на веранде. Поразмыслив немного, он взял авторучку и продолжил повествование о своей молодости.

Наутро тётка той Хемульши встала в ужасающе прекрасном настроении. Она разбудила нас в шесть часов и бодро возвестила:

— Доброе утро! Доброе утро!! Доброе утро!!! А ну-ка пошевеливайтесь! Сперва небольшое состязаньице в штопке чулок: я, видите ли, перерыла все ваши ящики. Затем в вознаграждение — несколько воспитательных игр. Это так полезно. А что там у нас сегодня для укрепления здоровья?

— Кофе, — сказал Зверок-Шнырок.

— Каша, — сказала тётка. — Кофе пьют только старики, да ещё если страдают трясучкой.

— Один мой знакомый умер от каши, — пробормотал Супротивка. — Она застряла у него в горле, и он подавился.

— Интересно, что сказали бы ваши мамы и папы, если бы увидели, что вы пьёте кофе, — сказала тётка той Хемульши. — Они бы слезами залились. Что за воспитание вы получили? Воспитывали ли вас вообще? А может, вы так и родились трудновоспитуемыми?

— Я родился под совершенно особенными звёздами, — вставил я. — Меня нашли в раковине, выстланной бархатом!

— А я не хочу, чтобы меня воспитывали, — со всей категоричностью заявил Фредриксон. — Я изобретатель. Я творю, что хочу.

— Прошу прощенья! — воскликнул Зверок-Шнырок. — Мои папа и мама вообще не заплачут! Они пропали при генеральной уборке.