В. Медведев - Баранкин, будь человеком!

– Малинин! – закричал я. – Но ведь я тоже не меньше твоего на это сил потратил! А теперь мы превратимся в трутней и от всего этого и отдохнем!

– Как – превратимся! – завопил Костя Малинин. – Опять превратимся!.. Ну знаешь, Баранкин! Хватит с меня, Баранкин! Я и так за эти два раза напревращался по горло!

– Костенька! Так ведь те же два раза не в счет! Раз не в того, в кого надо, превращались, значит, не считается ведь!

– Почему это – не считается?

– Потому что надо же нам в конце концов превратиться в того, в кого надо было превратиться… А превратиться-то нам надо было в трутней!..

– Да в каких трутней?.. – спросил Костя вдруг каким-то спокойным и даже безразличным тоном.

– Ну что ты? – сказал я. – Что ты, не знаешь, что ли, какие бывают из себя трутни?

– Не знаю я, какие из себя бывают трутни, – ответил Малинин, почему-то потягиваясь и зевая.

– Ну что ты, Костя, – сказал я растерянно, – ты должен знать, какие бывают они из себя…

– Почему это я должен?.. А ты сам-то, Баранкин, знаешь?

Я хотел по инерции закричать, что я, конечно, знаю, какие трутни бывают из себя, но поперхнулся и ничего не сказал, потому что, честно говоря, я… я не имел ни малейшего представления о том, как выглядят эти самые изумительные трутни, в которых нам давно бы следовало превратиться с Костей Малининым! Вместо этого я произнес совсем другое.

– Ну что ты, Малинин, – сказал я, – помнишь, нам Нина Николаевна рассказывала про трутней и рисунки показывала…

– Не помню, – сказал Малинин, – и ты не можешь помнить…

– Это почему?

– Потому что на этом уроке мы с тобой вместе изобретали новый язык…

Это правда, на том уроке мы с Костей действительно оба не слушали Нину Николаевну: в это время мы изобретали новый язык. Задача была трудная, нужно было изобрести такой язык, который на всем земном шаре понимали бы только два человека – я и Костя Малинин. Ясно, что нам было не до Нины Николаевны и не до трутней…

– Подожди, Малинин, – сказал я, – но ты же иногда посматривал на доску?

– Ну и что?

– Так, может, ты хоть случайно запомнил, как выглядят эти трутни?..

– Ничего я не запомнил, – сказал Малинин, снова потягиваясь и зевая.

– А ты, может, мне это нарочно говоришь, чтоб не превращаться в трутней?

– Да честное слово!!!

Это был ужасный удар. Ни я, ни Малинин не имели ни малейшего представления о том, как выглядят трутни, в которых нам следовало превратиться…

Это что же получается? Значит, перепревращение отменяется?! Значит, перепревращение не состоится?! А как же ОНО может состояться, Баранкин, если ты не представляешь, как выглядит ТО, во ЧТО ты должен перевоплотиться! И зачем только я на том уроке занимался посторонним делом! Эх, Баранкин, Баранкин! Нину Николаевну надо было слушать, а не новый язык изобретать!

– Тру… тру… тру… – вдруг ни с того ни с сего забормотал Малинин себе под нос. – Вспомнил, вспомнил… Пчелки такие маленькие… с кры… с кры… с кры…

С этими словами Малинин как-то странно закачался и стал валиться набок.

– С кры… с кры… с кры… с крыльями! – подхватил я. – Правильно, Малинин!..

Вспомнил! Теперь и я тоже вспомнил рисунок трутней, что висел на доске в нашем классе… Это были пчелы, такие маленькие пчелы нашего, мужского, как говорится, рода с небольшими прозрачными крылышками…

Все!!! Вот теперь наконец-то мы отдохнем с Костей по-настоящему, как полагается! Отдохнем от всего на свете. Все надежды, весь мой энтузиазм и даже впустую растраченные силы – все, все вернулось ко мне!

– Вставай, Малинин! – закричал я на Костю. – Нечего тебе тут разлеживаться! Работать надо! – сказал я, подразумевая под словом «работать» то самое единственно необходимое, единственно правильное, единственно недурацкое превращение в трутней, которое предстояло нам сейчас совершить. – Вставай же, Малинин! – завопил я не своим голосом, весь дрожа от нетерпения и желания пополнить Костиной и моей персоной ряды трутней на земном шаре.

Однако мои радостные крики почему-то не произвели на Костю никакого впечатления.

Малинин, все еще продолжая лежать на боку, что-то забормотал мне в ответ, но я не понял ни одного слова.

– Что ты говоришь? – спросил я его.

– Хр-мы… – сказал Костя.

– Костя, да что с тобой? – закричал я на Малинина изо всех сил и стал трясти его за лапку. – Ты что?.. Ты притворяешься, что спишь, что ли? Значит, не хочешь все-таки превращаться в трутней! Ну и черт с тобой! Я и один могу!

– Хр-мы! – отозвался Малинин и тут же начал чуть слышно бормотать такую чепуху, что я сразу понял: Костя не притворяется, он спит!