В. Медведев - Баранкин, будь человеком!

Покружив в воздухе, мы опустились с Костей на дерево. На дереве не было ни одного воробья.

Ветка, на которую мы уселись, выходила на солнечную сторону. Солнце пригревало, как летом.

С удовольствием втянув голову в плечи, я уже собирался спрятать ее под крыло, как вдруг у меня над ухом что-то противно свистнуло. Раздался щелчок. Посыпались листья. Ну что еще такое? В чем дело? Я открыл глаза и посмотрел вниз.

Возле лавочки, на которой мы еще недавно сидели с Костей Малининым, стоял мой сосед по квартире, белобрысый Венька Смирнов, и отвратительно щурился. В руках у него была рогатка с оптическим прицелом. Рогатку я узнал сразу. Никто лучше меня не делал таких дальнобойных рогаток. Венькину рогатку тоже смастерил я по его личной просьбе.

Венька смотрел на меня в оптический прибор. Я смотрел на Веньку. На Венькином лице было написано: «Не попал! А жаль!..» Так… Мало того, что меня чуть-чуть не слопала кошка, теперь в меня стреляют из рогатки, сделанной моими же руками!

– Ну, подожди, Венька! – чирикнул я с дерева. – Подожди, белобрысый! Когда я опять превращусь в че-че-ловека, я тебе покажу, как стрелять в меня из рогатки!

Не обращая никакого внимания на мое чириканье, Венька нагнулся и стал искать камень. Мы с Костей переглянулись и, не сговариваясь, одновременно рванули с дерева. Я решил улететь подальше от нашего двора, подальше от кошки Муськи, от белобрысого Веньки с рогаткой, от этих драчливых и негостеприимных воробьев. Мы пролетали один двор за другим. С высоты нашего птичьего полета оказалось, что в нашем городе кошек было гораздо больше, чем я предполагал, когда был человеком. Мальчишек с рогатками тоже было много. Это открытие меня расстроило. Из своего небольшого воробьиного опыта я уже успел понять, что любое знакомство с рогаткой или кошкой может окончиться очень плохо для воробьев. Малинин тоже меня стал почему-то ужасно раздражать. Тащится где-то там, в хвосте, отстает все время и вообще летит с таким видом, как будто он мне одолжение делает.

– Че-че-го ты все время отстаешь? – не выдержал я и напустился на Костю: – Тянучка противная!

– Я устал!

– «Устал»… Че-че-тыре квартала пролетели, а он уже устал!

– Я не лететь устал. Я устал быть воробьем!

– Подумаешь? Полчаса всего как воробей – и уже устал! А как же воробьи бывают всю жизнь воробьями?! Знал бы, не связывался с тобой!

Я высмотрел сверху небольшой сквер и спланировал вниз.

– Можешь отдыхать! – сказал я Косте, когда он следом за мной плюхнулся на ветку.

Костя приподнял крыло и уже хотел спрятать голову под мышку, но вдруг над нами раздался голос:

– Вот они где, бездельники! Я их послала за соломой, а они греются на солнце! Хороши сыночки!..

Я взглянул вверх и увидел толстую воробьиху, свесившуюся с соседней ветки. Это она назвала нас своими сыночками.

– А почему вы молчите, почему вы ничего не отве-ча-ча-чаете своей мамочке?

– Ниче-го не понимаю! – шепнул мне Костя.

– Почему она называет себя нашей мамочкой?

– А че-че-го тут непонятного? Наверное, она приняла нас за своих птенцов.

– А мы что, похожи?

– Откуда я знаю…

– По-чему вы пря-че-тесь от своей мамочки? – продолжала щебетать воробьиха. – Не бойтесь! Летите сюда. Так и быть, на этот раз я вам ничего не сделаю.

– А может, мы действительно похожи на ее сыновей?

– Может, и дей-стви-тви-тельно!

– Этого еще не хватало! Извините, гражданка! – сказал Костя. – Мы ни от кого не пря-чем-ся, а вас мы вообще видим в первый раз!

– Это что еще за гражданка! – заверещала воробьиха. – Воробьи добрые, вы только послушайте, как он называет свою мамо-чку!

Воробьи, сидевшие целой стаей на соседнем дереве, громко возмутились, а толстая воробьиха так разозлилась, что даже клюнула Костю Малинина в шею.

Костя заорал.

– Те-теч-ка! – вступился я за своего друга. – Че-честное слово, мы не ваши дети. Ну, че-честное-прече-честное!

– Глядите, воробьи добрые, и этот не хо-чет признавать свою мамо-чку, – затрещала воробьиха, подскакивая на ветке и взмахивая крылышками.

Воробьи стали ругать нас с Костей еще громче, а наша «мамочка» задала нам такую трепку, что из нас с Костей пух полетел, как из подушек… Пришлось нам с Малининым взять свои слова обратно и назвать воробьиху «мамочкой».