Аркадий Шер: Тридесятые сказки, или Вот такие пирожки

Вдруг слышит, словно из-под земли, чей-то голос:

— Вижу, попал ты в неприятную историю!

Наклонился Дружок, смотрит: прямо под ногами кучка земли вспучилась. Вылез из неё старый Крот и говорит:

— Не переживай! Не такое видывали. Сейчас поглядим, как нам выкрутиться из этой истории.

— И обязательно — с честью! — срывающимся от волнения голосом добавил Дружок.

— Есть у тебя с собой что-нибудь вкусненькое? — спросил Кр от.

— Есть! Вот — пирожки с мясом, с грибами и с капустой. Бабушка Пелагея в дорогу испекла.

— Очень хорошо! Для начала потребуется пирожок с капустой.

Дружок развязал котомку, достал несколько пирожков и, надкусив их, отобрал один с капустой. Пирожки так вкусно пахли, что Крот не выдержал и говорит:

— Я так много слыхал о пирожках бабушки Пелагеи! Дай мне хоть на старости лет попробовать, а! — И он с нескрываемым удовольствием съел пирожок с грибами…

— А с капустой я отдам знакомой Мышке, — начал объяснять Крот. — Она съест тесто, а капусту отдаст своей знакомой Козе. Коза съест капусту и даст своему хозяину молока, а хозяин у неё винодел-самодел. Он даст поллитровочку винца для Никиты-кузнеца. А Никита-кузнец на все руки молодец! Он тебе велосипед и отремонтирует.

Крот потихоньку свистнул, и, откуда ни возьмись, появилась Мышка. Он отдал ей пирожок с капустой, что-то сказал на ушко, и она с быстротой молнии вместе с пирожком исчезла из виду.

— А как я найду Никиту-кузнеца?

— Да по звуку! Как услышишь удары молота по наковальне, так и иди на этот звук, пока он не приведёт тебя в кузницу. — С этими словами Крот исчез в своей норе.

— Ну, а где же я возьму бутылочку винца для этого молодца? — растерянно спросил сам себя Дружок.

— Не беспокойся! Всё будет вовремя! — прозвучал из-под земли глухой голос Крота.

Дружок взвалил на плечи обломки велосипеда и побрёл в сторону леса, куда недавно шмыгнула Мышка. Вскоре он услыхал далёкий мелодичный перезвон.

— Во! Кузница! — и пошёл напрямик, не разбирая дороги.

Самое главное — не сбиться с направления! Для пущей надёжности он потянул носом и уловил запах калёного железа. Теперь Дружок слушал и нюхал, нюхал и слушал, и сбить его с выбранного направления было невозможно ничем.

Вскоре деревья начали редеть, и сквозь них он увидел небольшой хуторок с кузницей. «Так вот что так пахло и звенело», — глядя на маленький сарайчик, подумал Дружок.

Неожиданно наступила тишина. Дверь в кузницу была открыта, и первое, что он увидел, была бутылка красного вина, стоящая прямо на наковальне. Сам Никита раздувал кузнечные мехи. Завидев гостя, он пробасил:

— Ну, наконец-то! Что там у тебя случилось?

— Вот… в-велосипед… — Дружок положил на пол груду металлолома. — Надо починить! — неуверенно сказал он.

— Сделаем! Один момент! Подожди на улице.

Выйдя на свежий воздух, Дружок сел на травку и решил перекусить. Из кузницы снова послышался перестук молотка. И не успел наш путешественник прожевать пятый пирожок, как в дверях с велосипедом в руках появился улыбающийся Никита. У Дружка от удивления челюсть отвисла. «То ли я медленно ел, то ли кузнец быстро работал?..» — подумал он.

— Пасть-то закрой, а то ворона влетит! — смеясь сказал кузнец. — Забирай свой драндулет и катись на все четыре стороны!

— А мне на все четыре не надо, мне бы в одну сторону без приключений доехать! — сказал Дружок, со всех сторон осматривая велосипед. Вид, конечно, не тот, но памятная надпись сохранилась: «Игнату Игнатовичу за доблестный труд!»

Дружок угостил Никиту-кузнеца пирожками, сел на велосипед и поехал на родину.

Он уже ничему не удивлялся. Сказка она и есть сказка. Теперь, чтобы успеть в деревню до захода солнца, дорогу надо было сокращать до минимума, а скорость увеличивать до максимума. И Дружок, привстав в седле, ринулся на своём железном коне через лес напрямик, оставляя на кустах клочки собственной шерсти.

В родную деревню он въехал слегка общипанный, но счастливый. День ещё стоял, но солнце уже садилось.

— И всё-таки я успел! — прокричал Дружок. И тут же эхом отозвался чей-то знакомый лай. «А куда это я успел?» — оглядываясь по сторонам, спросил он сам себя.

От его и без того малой родины не осталось почти ничего. Родная деревня Обломовка будто вся вымерла. Покосившиеся избы. Окна заколочены крест-накрест досками. Всё это наводило тоску. И только три-четыре двора вроде были обитаемы.