Виктор Виткович - Сказочные повести. Выпуск десятый

С грохотом подъехала ракетница-самокат. Отпрыгнув, Клетчатое Одеяло крикнул:

— Поберегись!

Мальчишки-подножечники посторонились. Металлическая лапа ракетницы потянулась к голове куклы. Жорка — что его толкнуло на это, он потом сам не мог объяснить — выхватил голову куклы прямо из-под скрежещущей лапы. Вся орава загоготала. Клетчатое Одеяло, паясничая, встал перед Жоркой на колени, сложил руки, будто молясь:

— Ах, голова! Спаси меня! Здесь все такие звери!

— Ах, голова! — завращал глазами Ангел. — Помоги мне! Я хочу домой к маме!

— Ах, голова!.. Ах, голова!.. Ах, голова!.. — запрыгали вокруг хулиганы, дразнясь и кривляясь.

Жорка шепнул:

— Сейчас, Нонка, утрем им носы… — И, прижав голову куклы к груди, прыгнул на ракетницу, на лету пнув робота ботинком в живот. — Трах-Тах-Чебурах!

Раздался медный звон, робот повалился. Подножечники кинулись к Жорке:

— Ты что? Ты что?

Но робот, падая, успел дернуть рычаг. Раздался свист. И — прости-прощай Трах-Тах-Чебурахия! Прости-прощай жизнь!

Жорка не сразу понял, что жив, когда шлепнулся в груду мусора, да так, что во все стороны, вместе с облаком пыли, взлетели бумажки, ошметки, пушинки. Жорка полетел в одну сторону, в другую покатилась голова куклы.

Пыль рассеялась, все улеглось. Жорка сел, чихнул и наконец сообразил, что жив и что угодил не просто в кучу мусора, а на всемирную свалку. Куда ни кинь взгляд — поломанные стулья, изодранные коврики, дырявые мячики, расколотые тарелки и чашки, обшарпанные головы плюшевых и бархатных мишек и зайцев, пожелтевшие листы, вырванные из книжек с картинками, бутылки с отбитыми горлышками, облезлые фотографии, прохудившиеся шапки, раскрашенные бумажные змеи, ботинки, которые просят каши, и всякие лоскутки, клочки, обрывки, осколки — не поймешь от чего. Среди груд этого хлама, рухляди, ветоши и тряпья кое-где выглядывали ржавые остовы автомашин, рыжие батареи парового отопления, искореженные шкафы и другая всякая всячина.

Не успел Жорка все рассмотреть, а к нему уже мчался Валера, проваливался, падал — вокруг него взлетал мусор, Валера снова выбирался наверх, вскакивал и бежал.

— Жорка! Ты?! — закричал он, задыхаясь.

— Как хорошо, что ты жив! — воскликнул Жорка, сияя.

На Валеру налипло столько тряпочек и пушинок, что он и сам казался живой мусорной кучей.

— А Хасан? — спросил его Жорка.

— Жив! Жив! — сказал Валера. — Там! Прикручивает пуговицы!

Когда Жорка с Валерой подошли к Хасану, он сидел, стараясь просунуть кончик проволочки в ржавую пуговицу от солдатской шинели. На его джинсах виднелись подобранные на свалке и уже прикрученные пуговицы разного фасона и величины. Увидев друзей, Хасан вскочил, шагнул к ним, но проволочки начали вываливаться, пуговицы посыпались, пришлось джинсы подхватить. Жорка кинулся на шею Хасану:

— Ты герой! Настоящий герой!

— Погоди, ну погоди же… — отбивался Хасан и сел, чтобы штаны не упали.

— Да ты пуговицы пришей! — сказал Жорка.

— Иди найди здесь иголку с целым ушком! — проворчал Хасан.

— Тут цельного ничего нет, — сказал Валера. — Видишь стул? Думаешь, целый? — Тронул его пальцем, ножка повалилась, стул кувырнулся набок, Валера поднял стул и, придерживая его грудью и подбородком, не дыша, опять осторожно подпер ножками. — Я поставил его так — для блезира. Глядишь и думаешь: есть еще Где-то настоящая жизнь, сидят люди на стульях…

— Стой, стой! — крикнул Жорка. — Да ведь это стул нашего Сан Ваныча! Я еще ножку подпилил… Смеху было! — Он потянулся к стулу.

— Не трогай! — И Валера со всей силы — хвать Жорку по руке.

Жорка скривился, вот-вот заплачет. Валера объяснил:

— Ведь из-за тебя все! Оторвал голову кукле, ну и…

— Я не думал, что из-за такого выйдет такое, — сказал Жорка.

Хасан усмехнулся:

— Все говорят «я не думал!»

Жорка понурился, Валера положил руку ему на плечо:

— У-у, глаза на мокром месте… Небось захотелось домой, к маме?

— Ну и что ж, что захотелось! — крикнул Жорка сквозь слезы.

Ах, если бы Жорка мог увидеть, какой новенький, какой красивый стоял теперь его дом на Галерной! Капитальный ремонт окончился, вымытые окошки сияли на солнце так, будто в каждом зажгли здоровенный прожектор. Правда, занавесок не было, но это потому, что жильцы еще не вернулись. Из парадной двери дома вышли маляры с ведерками и кистями. Старший маляр приклеил бумажку «Осторожно! Окрашено!» и зашагал за товарищами.