Кармен Гайте - Красная Шапочка на Манхэттене

Но Аурелио Ронкали не вернулся. И о нем в присутствии Сары больше не говорили. Сара поняла, что тоже должна помалкивать. Болезнь научила ее скрывать свои чувства. Она стала послушной и смирной. Она понимала, что мечты нужно хранить в темноте и в тайне, и ждала. Девочка была совершенно уверена, что придет день, когда она сможет победно воскликнуть: «Миранфу!» А пока ей придется жить в одиночестве на своем острове. Как Робинзону Крузо. Как статуе Свободы.

Тогда Саре было четыре года. Прошло шесть лет, и теперь ей казалось, что все это было сном.

После Аурелио Ронкали, последнего возлюбленного бабушки, Глория Стар была забыта. Но для Сары Глория Стар и мистер Аурелио не исчезли: они всего лишь переселились в другой мир, туда, где водятся говорящие волки, дети, которые не хотят становиться взрослыми, кролики в жилетах с часами и потерпевшие кораблекрушение моряки, которые учатся на острове одиночеству и терпению. Никого из них она ни разу не видела, но ведь сны и мечты не менее реальны, чем осязаемый мир.

Книжный король Морнингсайда, о котором она почти ничего не знала, по-прежнему существовал. Это он внушил Саре две ее величайшие страсти: к путешествиям и чтению. Одна сливалась с другой, потому что книги помогают совершать воображаемые путешествия, иными словами, мечтать.

Манхэттен тоже стал для Сары настоящей страстью.

Она больше не подслушивала, о чем родители спорят в своей комнате. Она давно научилась улавливать нотки раздражения в голосе матери, как угадываешь бурю, завидев на небе темные грозовые тучи. Разговоры родителей, в которых почти всегда упоминалась семья Тейлор как образец для подражания, потеряли для нее всякий интерес. Мистеру Аллену Линда Тейлор казалась веселой, женственной и юной, на что миссис Аллен утверждала, что ей несложно такой быть, потому что мистер Тейлор дарит своей жене подарки и вообще живет исключительно ради нее. На руках ее носит! Со своей стороны она восхищалась работоспособностью Филипа Тейлора, который в свободное от работы время чинил радиоприемники, телевизоры и все, что под руку попадется. При этом у него оставалось время, чтобы сводить жену в кино. Они только что купили новую посудомоечную машину и микроволновку. Филип был настоящим мужчиной. Кроме того, от него никогда не пахло потом, потому что он пользовался дезодорантом.

— Ты-то откуда знаешь?

— Мне Линда сказала.

— Вот язык без костей! Выдумали еще, дезодорант! А от меня что, воняет?

Сара включала свет, доставала из выдвижного ящика карту Нью-Йорка, которую несколько лет назад ей подарил мистер Аурелио, и принималась ее изучать.

И тогда она грезила наяву, а спор за стеной превращался в музыкальное сопровождение, под которое разворачивались необыкновенные сюжеты из городской жизни, пока она разгуливала по улицам, площадям и паркам, которых никогда не видела. Она летала над небоскребами, плавала по реке Гудзон, мчалась на самокате и летала на вертолете. В конце чудесного путешествия, когда ресницы тяжелели, Сара сворачивалась калачиком и оказывалась в небольшом гнездышке, которое кто-то свил специально для нее на самой верхушке статуи Свободы, между шипами ее зеленоватой короны. Девочка устраивалась там на ночлег, словно усталая птица. И пока сон не одолевал ее, она молилась статуе, потому что та была богиней. Она сочиняла диковинные молитвы и печатала их на волшебной машинке. Получались телеграммы, в которых девочка умоляла Свободу освободить ее из застенков, где она томилась. И еще она просила, чтобы бабушка снова надела зеленое платье, как в тот день, когда Сара увидела ее впервые. Потому что зеленый — цвет надежды.

В южной части карты, где сливались две реки и располагался островок со статуей, девочка наклеила золотую звездочку. Другую, серебряную, она наклеила на севере, рядом с Морнингсайд-парком — приблизительно там, где был дом бабушки Ребекки, которая больше уже не называла себя Глорией Стар.

Две звездочки, золотая и серебряная, приветливо перемигивались с севера на юг на огромной карте Нью-Йорка, которую Сара Аллен разворачивала на своей кровати по вечерам. От того, что ее то и дело складывали и раскладывали, карта вытерлась на сгибах. Сара заучивала наизусть названия улиц Манхэттена, линии метро и маршруты автобусов, которые связывали одну улицу с другой. Она знала узоры нью-йоркских улиц, как линии на ладони, и была уверена, что без труда отыщет островок своих грез, обойдет его из конца в конец, бесстрашно заглянет во все уголки… просто пока что у нее не было возможности это проверить, потому что она пересекала Бруклинский мост всего раз в неделю, да и то вместе с матерью. Один и тот же маршрут, в один и тот же час. Их путь лежал к тому месту, где на Сариной карте была приклеена серебряная звездочка. Эта звездочка обозначала дом, где бабушка жила с тех пор, как Сара с ней познакомилась. Седьмой этаж, окна на улицу, два длинных коридора.