Ольга Чайковская - Летающее счастье

Да, костёр угасал. Уходить из лесу ещё никому не хотелось, и снова начался спор о том, кому идти за хворостом.

— Вот что, — сказала я решительно, — мне это надоело. Пожалуйста, никаких споров. Валя с Павликом идут за хворостом, мы со зверями остаёмся и следим за тем, чтобы костёр не потух.

Мы остались у костра: я, пёс и кот. Кот подполз поближе к огню и лежал, не открывая глаз. Я подбрасывала в костёр оставшиеся веточки. Ральф сидел рядом со мной, свесив уши.

— Я хотел с вами поговорить, — сказал он вдруг.

Я с удивлением взглянула на него.

— О нашей бабушке, — пояснил он. — Она очень волнуется.

Да, конечно, теперь я и сама вспомнила её слова, а главное, то, каким тоном они были сказаны. И совсем уже нехорошо стало у меня на душе.

— Ты что-нибудь знаешь, пёс?

— Тише, — ответил он и оглянулся: не идут ли дети. — Кое-что.

Васька лежал с закрытыми глазами.

— Тот парень, — сказал Ральф, — которого наша бабушка… Ну да вы знаете про туфли… Так вот дядька этот- я его встречал, от него отвратительно пахнет — всё время вертится около нашего дома. И бабушка это знает. Когда они встречаются, он прячется за угол и оттуда высматривает. Я вижу это из окна.

— Ну и что же тут такого? Как видно, это он её боится, а не она его.

— В том-то и дело, что всё не так просто. Вот Васька вам расскажет. С тех пор как Васька стал… был… ну, словом, он и сейчас по старой памяти вместе с Кудлатычем подходит к пивному ларьку, просто так, по привычке: пиво ему больше уже не нравится, но ему нравится слушать тамошние беседы. Васька, расскажи.

— Знаю я его, — сказал Васька.

— Кого?

— Да парня этого с разными бровями. Я с ним ещё тогда познакомился, когда сам человеком был.

— Ты расскажи толком, — вмешался Ральф. — Шура ничего не знает.

Ах вот как, между собой они называют меня просто Шурой.

Васька не спеша повернулся на живот и протянул лапы, потягиваясь, впиваясь когтями в землю.

— Парень, у которого наша бабушка… украла туфли, решил, что она сделала это нарочно, так уж ловко заранее придумала его одурачить. Ведь это надо понять: до сих пор ни один человек на свете его обмануть не мог, он сам всех обманывал, и вот теперь такой позор впервые в жизни. В его глупую пьяную башку запала идея — отомстить. А тут ещё Павлик с Валей как увидят его на улице, так и смеются — вспоминают про туфли. От этого он прямо как бешеный становится.

— И как он там ещё говорил, — вмешался Ральф. — «Эта старуха…»

Ему, как видно, неловко было продолжать.

— «Эта старуха, — хладнокровно продолжил кот, — жить, говорит, на свете не будет. Она, говорит, у меня со страху помрёт. Я, говорит, хоть целый месяц буду её караулить и всё же подкараулю».

Я с удивлением увидела, что глаза Васьки вспыхивают.

— Это ещё не всё, — заметил пёс. — Вы помните, Павлик сказал, что к нему пристал Славка, а он Славке врезал?

— Конечно, помню, — ответила я, и сердце моё заныло.

— Так вот, он сказал вам не совсем…

— Не совсем правду?

— Да, дело было не так. На улице к Павлику подошёл этот верзила… Я хотел прыгнуть из окна, но окно было закрыто. Я уж лаял, лаял, да что проку! Схватил он Павлика да и давай трясти. Павлик еле вырвался, а уж о чём они говорили и чего требовал от него этот тип, не знаю.

— Значит, он меня обманул, — тихо сказала я.

— Вы же знаете, какой он у нас самолюбивый, — возразил Ральф. — Он и вовсе не стал бы рассказывать про эту встречу, да ссадину нужно было объяснить.

— Боже мой, боже мой! — только и повторяла я. — Но почему же бабушка ничего мне не сказала?

Ральф смотрел задумчиво.

— Ну, во-первых, она и сама не всё знает, во всяком случае, не понимает всей опасности. А во-вторых, я думаю, что тоже из самолюбия. Да, представьте себе, это так. Наша бабушка врач, хирург, была на фронте, под бомбёжками работала — я ещё щенком был, помню, лежал у вас на руках и слушал, как бабушка рассказывала, — всю жизнь никого не боялась, и теперь ей очень не хочется бояться какого-то небритого типа. Понимаете? Не хочется бояться. И уж тем более не хочется об этом говорить.

Нет, я всегда знала, что Ральф умён, но что такая умница…

— И мы оставили её одну!

— Я думаю, что ничего страшного тут нет, — ответил Ральф. — В дом этот дядька ни за что не полезет, он прячется по углам, днём его вообще нечего бояться. Но вот вечером нашей бабушке из дому выходить нельзя. Сегодня-то вы не беспокойтесь, она никуда не пойдёт. Я сам слышал, как она говорила об этом соседке.