Ольга Чайковская - Летающее счастье

Пошёл он к шаху и стал просить, чтобы тот его отпустил. Но шах подумал, будто он говорит всё это для того, чтобы получить от него новые милости, и вновь осыпал его дарами.

От этих даров ещё мрачнее стал Абу-Гассан.

Вот однажды мылся он в бане, и пришла ему в голову мысль: а не прикинуться ли ему сумасшедшим? Ведь не станут же держать при дворе человека, который не в своём уме!

«Дай-ка, — подумал он, — я сейчас как есть, мокрый и в мыле, выбегу из бани, побегу по улицам, ворвусь в тронный зал, схвачу шаха за уши и сброшу его с трона. Все сразу поймут, что я сошёл с ума, и прогонят с глаз долой».

Так он и сделал.

Люди с изумлением глядели на то, как придворный гадальщик, голый, мокрый и весь в мыле, бежит по улицам.

Между тем в это самое время шах в тронном зале принимал иностранных послов. Это была очень торжественная церемония, на которой присутствовали все его придворные.

Абу-Гассан влетел в зал, пробежал по нему, оставляя на полу мыльные следы, взбежал по ступенькам, схватил шаха за уши и сбросил его с трона.

И что же вы думаете? В это самое мгновение потолок над троном с грохотом треснул и тяжко рухнул вниз, засыпав трон огромными каменными обломками.

Если бы Абу-Гассан не сбросил шаха с трона, тот неминуемо погиб бы под обвалившимся потолком!

— О, великий гадальщик! — в восторге закричали люди, едва они опомнились. — Он знал заранее, что потолок рухнет и убьёт нашего государя! Это открылось ему неожиданно, в бане, у него не было времени, чтобы вытереться и одеться. О великий! Он спас шаха от гибели!

Шах, поражённый искусством гадальщика, приказал принести самые мягкие полотенца, чтобы его вытереть, самые драгоценные одежды, чтобы его одеть, самые тонкие вина, чтобы его напоить и согреть.

С тех пор…

С тех пор, во-первых, Абу-Гассан стал лучшим другом шаха и шах души в нём не чаял.

Во-вторых, с тех пор Абу-Гассан стал гадать направо и налево, ничуть не стыдясь и не стесняясь.

И вот что удивительно: что он ни брякнет, всё сбывается!

Он и сам, наконец, поверил в то, что он великий гадальщик и что тайны будущего открыты перед ним.

И тогда Абу-Гассан обнаглел.

Он стал читать нравоучения и давать советы; он совал нос в чужие дела, страшно всем надоедая. Но нахальство его терпели потому, что его любил шах.

Только один человек решился выступить против Абу-Гассана — это был великий визирь (то есть первый министр) шаха, которому Абу-Гассан сильно мешал, так как то и дело совал нос в государственные дела, ничего в них не понимая.

— Послушай меня, великий государь, — говорил визирь, — ты считаешь Абу-Гассана мудрецом, а он сущий невежда. Он даже читать не умеет. Я сколько раз замечал: принесут ему письмо, а он тотчас же завязывает глаза, словно бы они у него болят, и просит прочесть кого-нибудь другого. Он обманщик.

— Но почему же тогда он всё так отлично предсказывает? — возразил шах.

— Этого я объяснить не могу, но я твёрдо знаю, что Абу-Гассан нас обманывает. Прошу тебя, государь, устрой ему последнее испытание.

— Хорошо, — сказал шах, — пусть завтра все соберутся на берегу моря, там мы испытаем ещё раз его искусство.

На следующий день шах с придворными, среди которых были и великий визирь и Абу-Гассан, верхом прибыли на берег моря.

Была прекрасная тихая погода. Светило солнце, море едва плескалось. Берег был пустынен, ни одного человека, только рыбаки неподалёку закидывали сети.

— Мой мудрый Абу-Гассан, — сказал шах, — ты знаешь, как я тебя люблю. Но я люблю и своего великого визиря, а он говорит, будто ты нас обманываешь. Пусть разрешится этот спор. Визирь задаст тебе вопрос, а ты на него отвечай, подумав.

— Пускай, — беспечно ответил Абу-Гассан. — Пускай спрашивает.

В это время рыбаки стали тянуть из воды сети.

— Скажи нам, — молвил великий визирь, — что сейчас поймают рыбаки в свои сети?

— А голубя, — так же беспечно ответил Абу-Гассан, нисколько не подумав, — белого голубя с выколотым глазом.

Рыбаки вытянули сеть, но в ней билось несколько рыбок. Никакого голубя не было.

Некоторое время все молчали.

Потом шах вдруг рассмеялся. За ним рассмеялся великий визирь и все придворные. Поворотили они коней и уехали, оставив Абу-Гассана одного.

Грустный ехал по берегу Абу-Гассан. Он понял, что всё пропало и шах больше ему не поверит.

Вдруг он заметил, что из-под копыт его коня вырвалось какое-то странное существо и помчалось по полю. Оно не походило ни на человека, ни на зверя, ни на птицу, оно было бесцветно и бесформенно, и он никак не мог его разглядеть. Но почему-то изо всех сил гнал коня и кричал: