О. Бухина: Последняя битва (с иллюстрациями)

Огромная масса пены окатила его, пасть наполнилась во­дой, он почти ослеп. Он пробыл под водой несколько секунд и вынырнул далеко от берега. Потом водоворот поймал его и потащил по кругу все быстрее и быстрее, пока ослик не очутился прямо под водопадом, и тут вода обрушилась на него со всей силой и потащила вниз, он подумал, что уже не сможет вздохнуть; вынырнул и очутился около той вещи, которую пытался поймать, но водопад затянул ее на дно. Когда она снова показалась на поверхности, то была еще дальше от ослика. Наконец он, весь в ушибах, онемевший от холода, близкий к смерти, схватил ее зубами. Он толкал ее перед собой, путаясь в ней передними копытами – она была размером с большой каминный коврик и к тому же тя­желая, холодная и скользкая.

Он бросил ее перед Хитром и стоял промокший и дрожа­щий, пытаясь перевести дух. Но Обезьян даже не взглянул на него и не спросил, как он себя чувствует. Он был слиш­ком занят. Он ходил кругами вокруг этой вещи, разворачи­вал ее, сворачивал, обнюхивал. Затем в его глазах показа­лась злая усмешка и он сказал:

– Это львиная шкура.

– Э… аа… о… это, – задыхался Недотепа.

– Интересно… интересно… – пробормотал Хитр, задумав­шись.

– Интересно, кто убил этого бедного льва, – проговорил Недотепа спустя некоторое время. – Его нужно зарыть, мы должны устроить похороны.

– О, это не говорящий лев, – возразил Хитр, – не беспо­койся. Тут до самой Западной Пустыни нет говорящих зве­рей. Это шкура немого, дикого льва.

Так оно и было. Охотник, человек, убил льва и снял с него шкуру где-то в Западной Пустыне несколько месяцев тому назад. Но это не имеет отношения к нашей истории.

– Все же, Хитр, – сказал Недотепа, – даже если это толь­ко дикий, немой лев, разве мы не должны устроить ему приличные похороны, я имею в виду… ну… разве не все львы важны, потому что ты знаешь, кто… Ты понимаешь?

– Не забивай свою голову такими мыслями, Недотепа, – произнес Хитр, – ты ведь сам знаешь, что не силен в раз­мышлениях. Мы сделаем тебе из этой шкуры отличную зимнюю одежду.

– О, не думаю, что мне этого хочется, – сказал ослик. – Это будет выглядеть как… Ну, я имею в виду, что другие звери могут подумать… или, можно сказать, я буду чувст­вовать себя…

– О чем ты говоришь? – спросил Хитр, почесываясь по-обезьяньи.

– Я не думаю, что будет уважительно по отношению к Великому Льву, самому Аслану, если такой осел, как я, станет ходить в львиной шкуре.

– Не спорь, – сказал Хитр, – что может знать такой осел, как ты, об этих делах. Ты же знаешь, что не слишком хо­рошо умеешь думать, так уж позволь мне думать за тебя. Почему бы тебе не обращаться со мной так, как я обраща­юсь с тобой? Я ведь не делаю того, что ты умеешь лучше меня. Поэтому я и позволил тебе лезть в озеро: я знал, что это ты сделаешь лучше меня. Другое дело то, что я могу де­лать, а ты нет. Или я вообще не должен ничего делать? Да­вай по-честному делиться работой.

– Конечно, если ты считаешь, что так нужно, – сказал Недотепа.

– Вот что я тебе скажу, – ответил Хитр. – Ты бы лучше пробежался быстренько вниз по реке до Чипингфолда и по­смотрел, нет ли там апельсинов или бананов.

– Но я так устал, Хитр, – взмолился ослих.

– Ты сильно промок и замёрз, – сказал Обезьян. – Тебе нужно согреться. Быстрая пробежка – как раз то, что нуж­но. Кроме того, в Чипингфолде сегодня базарный день. – После этого Недотепа, конечно, сказал, что пойдет.

Как только Хитр остался один, он поспешил своей неук­люжей походкой, то на двух, то на четырех, к дереву. Бол­тая сам с собой и гримасничая, он прыгал с ветки на ветку, пока не вошел в свой маленький домик. Ему нужны были иголка, нитки к большие ножницы, ведь он был очень ум­ным Обезьяном, и гномы научили его шить. Он засунул клубок ниток в рот (это были очень толстые нитки, больше похожие на бечевку, чем на нитки), так что щека его раз­дулась, как будто он сосал большую конфету; зажал в губах иголку и взял ножницы в левую лапу. Затем он слез с де­рева и вернулся к львиной шкуре, сел на корточки и при­нялся за работу.

Он понял, что туловище львиной шкуры слишком длинно для ослика, а шея – коротка, поэтому отрезал большой ку­сок от шкуры, чтобы сделать воротник для длинной шеи Недотепы. Затем он отрезал голову и пришил этот воротник между головой и плечами. Он сделал тесемки, которые дол­жны были завязываться на груди и животе Недотепы. Каж­дый раз, когда над ним пролетала птица, Хитр прекращал работу. Похоже, он сердился на птиц, так как не хотел, чтобы кто-нибудь видел, чем он занят. Но птицы были не говорящие, их можно было не опасаться.