Антон Волков: Из жизни одной мышки

…Но однажды на Мышкопланете случилось нечто страшное, такое, что никогда раньше не случалось и, скорее всего, никогда больше не случится. В тот день, тёплым июньским вечерком, Кени и Сафин сидели, обнявшись, на своём любимом холмике чуть поодаль от их опушки и любовались радугой, коромыслом переброшенной через голубую речушку, что серебрилась там, где заканчивался лес. Лёгонький ветерок, дующий с речки, игриво трепал их белоснежную светлую шёрстку и полевые цветы, в которых буквально утопал тот холмик. Вдалеке собиралась гроза. На фоне чернеющего на горизонте неба радуга казалась столь яркой и зачаровывающей, что мышата вовсе не торопились спускаться в низ, к лесу, чтобы вовремя укрыться в своём жилище к тому времени, как гроза достигнет тех мест. Игривый ветерок вдруг начал усиливаться, а чёрное грозовое небо всё быстрее и быстрее надвигалось со стороны речки. Мышата, залюбовавшиеся радугой, всерьёз перепугались, когда ветер до того усилился, что чуть было не повалил на них огромный дуб, единственный, что возвышался на том холме и под которым они и сидели. Кени решила, что если они тот же час со всех лап не кинутся бежать к их норке, то им точно несдобровать, и что гроза и ветер непременно погубят их, настолько ужасными они ей казались. Сафин же настаивал, что бежать уже поздно, и что их единственный шанс спастись – это покрепче зацепиться коготками за дуб и держаться изо всех сил, пока гроза не минует. Они оба были столь напуганы, что не сумели совместно решить, как же им лучше поступить, и Кени принялась бежать, прочь с холмика, к норке, а Сафин, что было мочи, вцепился в кору дуба. Вспышки молнии полосовали уже совсем чёрное небо над головами бедных мышат, а раскаты грома сотрясали землю под ними.

– Кени, вернись! Зацепись за дерево, бежать – себе на погибель! – кричал мышке Кени Сафин, из последних сил держащийся за дерево, пытаясь сопротивляться ветру и Кени.

– Сафин, это ты отпусти дерево, и побежали в норку, пока не поздно! – вторила ему обезумевшая от страха Кени. Ветер уже почти сдувал её с лап, и стоило этому произойти, ветер поднял бы её в воздух, а вместе с ней и Сафина, у которого уже не было сил удерживаться, вцепившись в кору.

Вдруг ярчайшая вспышка озарила всё вокруг, и, спустя мгновенье, раскат грома встряхнул землю так, что происходящее было похоже на землетрясение. В следующее мгновенье всё стихло. Тишина…

Когда Кени очнулась, небо над её головой снова было голубым. В её ушках до сих пор слышался свист, столь сильно оглушил её раскат грома. Она лежала на боку и видела, как несколько больших веток, оторванных ветром от дуба, лежали чуть поодаль. Она приподнялась на ещё дрожащие от ужаса лапки и обернулась…

Крик отчаяния громче самого громкого грома прокатился по разреженному от грозы воздуху. Сафина не было рядом. Кени попросту не могла в это поверить. Она посмотрела на свой хвостик. Его кончик был красным как нарыв, и она чувствовала невероятно сильное жжение. На том месте дерева, за которое отчаянно держался Сафин, она увидела тёмное дымящиеся пятнышко. Молния ударила прямо туда. Сафина не стало рядом.

Когда мышки умир… Прости меня, пожалуйста. Я сперва хотел написать «умирают», но какой же я болван! Это я по привычке. Говорю как человек. Я хотел написать это слово так потому, что больно уж сильно я привык к языку людей. А у людей столь грустный и неточный язык. На Мышкопланете, конечно же, и слова такого вовсе нет! Итак, исправляюсь: когда мышки заканчивают все свои мышкопланетные дела, для которых они и рождаются на Мышкопланете, они, конечно же, вовсе не умирают! Одновременно оба мышонка, ненадолго прощаясь с близкими, улыбаются и машут лапками, а затем просто растворяются в воздухе. Они становятся звёздочками. Ведь мышата – это вовсе не шёрстка да лапки; это – проявление самой сути бытия, сущности самой Вселенной! А Вселенная – она вечна и, конечно же, она не может умереть. Это знает с рождения каждый мышонок.

В ту ночь Кени сидела в одиночестве на том самом холмике и, задрав заплаканную мордочку вверх, смотрела на небо. Любой мышонок на Мышкопланете знал наизусть все звёздочки на небесах и помнил, где горит та или иная звезда. Поэтому Кени без труда узнала новую звёздочку, впервые загоревшуюся в ту ночь на спокойном бархотно-чёрном небе. Теперь на небосклоне количество звёздочек стало нечётным, как и количество мышат, населяющих Мышкопланету. А на Мышкопланете появилась одна единственная мышка-девочка, которая теперь могла ходить куда угодно и когда угодно, ни с кем не связанная хвостиком. Одна. Теперь у неё был только её собственный хвостик и ни с кем не нужно было ни поворачиваться в одну сторону, чтобы идти, ни тщетно бежать по разные стороны, когда вдруг повздоришь…