Корней Чуковский - Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь

— Это не слон, а противогаз.

Кике ставили клизму. Он командовал:

— Ну, включай!

А потом:

— Выключи, выключи!

— Ах, мамочка, какая ты красивая! Как мотоциклетка!

У меня в сказке «Тараканище» есть такие стихи:

Т. Л. Мотылева сообщает мне, что ее четырехлетний сын Миша читал эту сказку по-своему:

то есть модернизировал сказочный транспорт, созданный древней фантазией патриархальной деревни.

Одновременно с этим драматург И.В.Шток написал мне о такой же поправке, внесенной его дочерью Икой:

— Ты неправильно говоришь. Нужно «на метре», а ты говоришь «на метле». Зайчики в трамвайчике, жаба на метре.

— Правда, мама, троллейбус — это помесь трамвая с автобусом?

— «…Волчишко с годами превратился в матёрого волка…»

Что такое «матёрый», Володя не знал и потому пересказывал эту историю так:

— Волчишко поступил в монтеры…

Привычка малолетних детей к автоматике стала так велика в СССР, что я не очень удивился, когда услыхал, как один мальчик, желая выпить томатного соку, громко сказал в магазине:

— Мама, купи мне автоматного соку!

— Давай посмотрим коров — стадо идет.

— А что в них интересного? Если бы в них мотор был!

Городская девочка впервые в деревне. Увидела теленка:

— А он заводной?

Вася воротился из колхоза.

— Что ты там видел?

— Лошадиный прицеп.

То есть попросту — воз.

Мама:

— У одного мальчика два глаза, у второго тоже два глаза. Сколько у них всего глаз?

Костя (с плачем):

— Я глазов считать не умею.

— А что ты умеешь считать?

— Реактивные самолеты.

Даже окраска предметов ассоциируется у современных детей с механизмами. Мне пишут из Ленинграда о пятилетнем Боре, который, увидя в книге слово «лето», напечатанное три раза — красными голубыми и черными буквами, — сказал:

— Это лето — пожарные машины, это лето — поливальные машины, это лето — грузовые машины.

Даже в старинные сказки умудряются советские дети внедрить современную технику. Пятилетний художник, выслушав сказку о бабе-яге, рисует ее избушку на курьих ножках с длиннейшей антенной на крыше.

— Ведь она же радио слушает!

— Слушай, Сереженька, сказку. Созвала как-то бабушка семерых козлят…

— По телефону?

Илюша Розанов (1 г. 10 м.) впервые увидел грозу.

— Бабушка, смотри, какой салют!

Четырехлетний сын инженера Витя Варшавский нарисовал человечка, а сбоку отдельно — нос, уши, глаза, пальцы и сказал деловито:

— Запчасти.

Ему показали картинку: лошадь, впряженная в плуг.

— Что это такое?

Объясняют: лошадка пашет землю.

— Разве лошадка — трактор? — удивляется он.

Вернулся из Зоопарка.

— Ну, Алешенька, что ты там видел?

Ждали, что он начнет говорить о тиграх, слонах, бегемотах. Но Алеша ответил коротко:

— Машину!

(Грузовик, поливавший дорожки.)

Вопрос моего малолетнего внука:

— Дед, а в лошадь бензин наливают?

Лошадь попятилась от вырытой канавы.

— Смотри, Николушка, лошадка испугалась!

— И совсем не испугалась, просто забуксовала.

Детей постарше интересуют проблемы того же порядка, но значительно более сложные. Семилетний Сережа Сосинский:

— Чтоб долететь до какой-нибудь там планеты, надо сто шестьдесят девять лет. Значит, чтобы человек действительно долетел до нее, ему надо по дороге жениться и иметь детей, которые и долетят. Но могут ли рожаться дети в атмосфере?

Он хотел сказать «в безвоздушном пространстве».

Наташа, дочь поэта Д., сочинила такое стихотворение о Лайке:

Поэту захотелось приписать к этой Наташиной песенке несколько строк своего сочинения.

— Пожалуйста, не надо, — сказала Наташа. — Ты ведь, я знаю, испортишь.

Девочка ехала в поезде с разговорчивой матерью, которую долго ревновала к ее собеседникам; наконец зажала ей рот:

— Мама, закрой свое радио!

Тут опять-таки «метастаз» техники в область бытовых отношений, процесс, противоположный тому, который приходилось наблюдать в детской речи лет тридцать назад.

Е.Ковальчук (Ленинград) сообщает мне замечательный случай одного такого «метастаза», который определяется суффиксом «ист».

«С сыном Эдиком мы приехали в Вильнюс. Это было в 1947 году. Тогда у вокзала стояло много извозчиков. В Ленинграде их уже давно не было, и Эдик никогда их не видел. Он знал, что на свете существуют велосипедисты, таксисты, танкисты, но названия „извозчик“ не знал.