Наталия Абрамцева - Сказки для добрых сердец

— Понял-то я понял. — Котёнок помолчал. — Но то, о чём ты рассказываешь, совсем не похоже на то, что говорил удод.

— А ты спроси кого-нибудь третьего, — посоветовала яблоня Агриппина, — пусть он нас рассудит.

— Точно, — обрадовался котёнок, — Спрошу кого-нибудь ещё! Спрошу… — он задумался, — мышку: она живёт тихо, всё слышит, всё знает. Наверное, о зиме тоже знает. И котёнок помчался к печке, под которой тайно проживала мышка. Он легонько поцарапал коготками о печку и позвал:

— Мышка!

А мышка не отвечает.

Котёнок снова позвал:

— Мышка, мышка!

Тогда мышка ответила:

— Да меня здесь вовсе нет. Напрасно зовёшь.

— Да, я знаю, — котёнок успокаивал мышку, — знаю, что тебя здесь нет, и дедушка знает, и все знают. Ну, выгляни, не бойся! Мне очень нужно что-то у тебя спросить. И всё.

— И всё? — недоверчиво переспросила мышка.

— И всё, — честно подтвердил котёнок.

— Ну, ладно. — Мышка высунула остренькую мордочку с глазами-бусинками, — Спрашивай.

— Что ты знаешь о зиме?

— Ах зима! — Мышка выбежала из-под печки, — Зима — это прекрасно! Зима — это… это… это… — Восторженная мышка, забыв о страхе, закрутилась возле самых лап котёнка. — Как бы тебе попроще объяснить? Зима — это когда тепло, потому что в печке трещат дрова. А ещё зима — это когда соседские девочки и мальчики собираются возле нашей печки и дедушка рассказывает им разные сказки и истории. А я тоже слушаю.

Мышка на секунду замерла, чего-то снова испугалась и, юркнув под печку, пропищала:

— Всё! Больше я ничего не знаю.

Котёнок зажмурился и тряхнул головой: мышка не только не рассудила удода и Агриппину, а наоборот, всё запутала.

…Летели по ветру жёлтые листья, сидел на крыльце котёнок, думал о прекрасной и непонятной зиме. А вот интересно: если бы знал он язык людей и спросил бы у дедушки, какая она — зима? Что бы дедушка ответил? Кто знает…

Красное стёклышко поблёскивало в пыльной траве. В траве возле асфальтированной дорожки через газон большого дома. Это было чудесное красное стёклышко, яркое, весёлое, живое. Острые изломы, о которые разбивались солнечные лучи; гладкие стороны — в них, становясь лиловым, отражалось синее небо. Красное стёклышко ловило луч солнца, подбрасывало его, переворачивало, кидало с грани на грань (как с ладони на ладонь) и потом стреляло им изо всех сил в самую неожиданную сторону.

Маленький обыкновенный котёнок как зачарованный смотрел на стёклышко. Котёнок прижался к пыльной траве, чтобы стёклышко его не видело, и старался угадать, куда бросит солнышко этот луч или тот. Угадывал он или ошибался — всё равно ему страшно хотелось схватить зайчика, появлявшегося в траве. Сначала котёнок стеснялся, а потом подошёл к красному стёклышку. Вежливо поздоровался и сказал:

— Я — Котя. Из этого дома. Можно, я буду ловить ваших зайчиков?

— Конечно, Котя, конечно! Разве ты не знаешь, что вдвоём играть веселее? — ответило стёклышко.

Они долго играли. Конечно, чудесное красное стёклышко немного подыгрывало Коте: ведь оно было взрослым.

Мимо шли люди, люди, люди — ноги для котёнка и стёклышка: туфли, босоножки, сапоги. Котя и красное стёклышко играли и не заметили, как какие-то красивые, глубоко задумавшиеся туфли задели красное стёклышко, подбросили его. Оно подскочило, подпрыгнуло несколько раз, ударилось об асфальт и рассыпалось, рассыпалось… И вот уже пять, шесть, семь осколков сверкнули на асфальте.

Котя очень удивился такому странному превращению. Котя растерялся, огорчился. Котя чуть не плакал: он не мог найти среди осколков стёклышка, своего приятеля.

— Стёклышко! Стёклышко! — звал Котя, — Вы которое из них?

— Я осколок — я не стёклышко!.. Я осколок — я не стёклышко! Я осколок… я осколок, — звенело со всех сторон.

Осколки… Осколки… Осколки… Ну разве так можно?! Разве можно не понимать, что каждый осколок — это стёклышко. Крохотные искры солнца разлетаются от крохотных граней, в крохотной красной серединке лиловеет небо. Осколок — крохотное стёклышко. Пройдёт много времени, и ещё много времени, и ещё много, прежде чем осколок поймёт это.

Стояла отвратительная погода. Небо было низким, тяжёлым, снежным. На асфальте кое-где темнели последние осенние лужи. Возле одной лужицы стоял задумчивый воробей. Взъерошенный и растрёпанный. Не от холода. Просто он размышлял так напряженно, что его лёгкие серые перышки зашевелились. Воробей никак не мог понять, почему те снежинки, что падают на асфальт, ложатся тонким, ровным слоем, а те, что падают в лужу, исчезают.