К. Яковлев - Пик и Хик

Заяц подбросил своё тело вверх и упал далеко от дороги за высокий куст. Только его братья и видели.

Лисица будто играла на поляне. То подкрадывалась к кому-то, то подпрыгивала, то скалила зубы — острые, как у щуки, — и рыла снег лапами. Из-под них тучей летела снежная пыль.

— Страшно! — пропищал Пик. И Лисица сразу остановилась как вкопанная, задвигала ушами.

«Она не любит писка!» — Хик вспомнил слова Зайца и зажал братцу рот. А когда Лисица опять начала свою игру, он потащил его к норе.

Но едва Хик втолкнул братца в тёмную нору и на головы им посыпались холодные ледяшки, Пик запищал снова. И, конечно, примчалась Лисица, стала разрывать нору. Пик и Хик едва успевали убегать, позади всё рушился и рушился потолок снежного хода. Здоровенная рыжая лапа вот-вот зацепит острыми когтями.

Наконец Хик нащупал в темноте рот Пика и закрыл его ладошкой так крепко, что не слышно было ни одного, даже самого слабенького звука. Лисица уже не могла узнать, где беглецы, и скоро отстала.

Тогда Хик снял ладошку с лица Пика и улыбнулся.

— Вот видишь, как славно можно удирать от этой рыжей красавицы! Только уж в другой раз сам зажимай себе рот, если будет страшно.

А братец молчал, опустив голову.

Теперь они шагом пробирались по узенькому снежному ходу. Когда глаза немножко привыкли к темноте, стало видно, что тут не один, а много ходов — и слева, и справа, словно улицы подснежного города.

Долго брели братья по улицам и переулкам — ходам и переходам. И Пик всё больше надувал губы, похныкивал тихонько:

— Уста-а-ал я…

— Ты устаёшь потому, что губы дуешь да хнычешь, — отвечал брат. — Попробуй про себя песни петь — легче будет.

Хик и в самом деле запел негромко:

Он где-то слышал эту чудесную песенку.

С весёлой песней не заметили братья, как очутились перед избушкой. Она была круглая, как шар, сплетённый из сухой мягкой травы. И окошечко круглое.

Хик постучал. Из окошка высунулась остроносая мордочка.

— Здравствуйте, тетя Мышь! — сказал вежливый Хик. — Пустите нас, пожалуйста, отдохнуть и от рыжей Лисы спрятаться. Она…

— Тише, тише! — испугалась Мышь. — Входите скорее!

Она помогла братьям залезть в окошко, потому что двери в избушке не было. Затем усадила на мягкий пол и спросила:

— За вами бежала эта разбойница? Как же она заметила вас?

— Пик не умеет не пищать, — ответил Хик.

— Он не умеет не пищать? — опять испугалась Мышь. — Но как он будет жить?

— Точно так же спрашивал Заяц, — сказал Хик.

— Заяц знает, что говорит, — подтвердила Мышь. — Он сам за всю жизнь не пикнул ни разу. И зато не прячется от лис под снегом, обманывает их молча.

Она долго говорила, какой умный, какой замечательный этот Заяц, потом спросила Пика:

— Так отчего ты плакал?

— Страшно было, как Лиса прыгала, снег рыла, зубами щёлкала.

— Он плачет, когда холодно и когда жарко, когда страшно и когда устанет, — начал рассказывать Хик.

Но Мышь уже не слушала.

— Это на нашей поляне Лиса снег рыла? — переспросила она.

— На вашей поляне, — ответил Пик.

— Ох, батюшки! — вскрикнула Мышь. — Да ведь она моих деток ловит! Погулять они пошли, корешков под снегом поискать, а не пищать тоже ведь не умеют — маленькие, глупенькие…

Бедняга посмотрела в окошко, но ничего не увидела. Тогда она сказала:

— Я вас очень прошу: сходите к соседям моим, скажите, что Лиса на поляне появилась. А я побегу детушек собирать.

И она убежала.

— Ну что же, братец, — сказал Хик. — Посиди тут, отдохни, пока я хожу к соседям. Да смотри, без писка.

Хик тоже выпрыгнул из окошка. Остался Пик один в избушке.

Много ли, мало ли времени прошло, только опять Пику стало страшно: «А вдруг не вернётся брат? Вдруг Лиса отыщет избушку?»

Думал он, думал так — и стало ему казаться, что кто-то вверху крышу царапает.

Конечно, всякий другой понял бы, что это ему просто так показалось. Он пел бы песни, или пошёл брата встречать, или ещё что придумал. Но вы же знаете, что Пик лучше всего умел плакать. И он забыл наказ — во всю мочь запищал от страха.