Макс Крузе - Урмель, который приплыл на льдине

Профессор и Кляксик приподняли варана и усадили его на яйцо. Но едва коснувшись брюхом льдистой поверхности, Вава так и зашипел от боли:

— На помощщщщщь! Оно ледяное! Я проштужу жжживот!

— Как глупо, что я не подумал об этом! Прости! — огорчился профессор.

Пинг гордо выпятил грудь:

— Сажайте меня! Я закаленный! Могу хоть целыми днями на льдинах лежать!

Тогда они спустили Ваву на землю и усадили Пинга. Он растопырил крылышки-ласты и лег животом на яйцо, пытаясь его обхватить.

— Ну как? — крякнул он. — Фто бы вы без меня делали!

— Напгггасный тгггуд! — цокнул Башмак. — Пинг слишком маленький. Он пыжится и елозит, а яичко на три четверти голое. Наседка должна закгывать яйцо целиком!

— Что же нам делать? — растерялся профессор.

— Может, Хрюкву наседкой посадим? — предложил Вава.

— Я не сижу на яйцах! — возмущенно фыркнула Хрюква.

— Хи-хи! — прыснул Пинг. — Знатная будет яиф-ффница, когда толстуфффка Хрюква взгромоздится наверх!

Хрюква повернулась к обидчику задом.

И тут Тима Кляксика осенило. Пусть Пинг сидит на яйце! Просто надо его утеплить. Пинга так раздувало от гордости, что он на все согласился. Вскоре пингвин исчез под грудой тряпья. Теплое одеяло, банное полотенце, простыни, занавески — в ход пошло все, что было в доме. Вскоре на берегу вырос огромный бесформенный холм. Как будто кто-то собрал узел белья, чтобы сдать его в прачечную.

Время шло. Солнце давно миновало зенит, потихоньку подкрался вечер. Затем наступила ночь, и стало прохладно. Тибатонг попросил зверей собрать побольше сухого хвороста. Вокруг яично-тряпичной горы развели костер. Потянуло сильным жаром. В темное небо летели искры.

Пинг взмок и громко кряхтел. Казалось, он вот-вот задохнется. Когда яйцо достигло температуры подогретой бутылочки, на него уселся варан, а к утру пост принял Башмак. И так проходили, сменяя друг друга, дни и ночи.

Через какое-то время звери заскучали. Профессор по нескольку раз в день прослушивал яйцо своим стетоскопом. Но только разочарованно покачивал головой.

И вот однажды — а именно в среду, в десять часов тридцать пять минут (профессор записывал все в журнале с точностью до минуты) — из недр яйца донеслось тихое чмоканье. Тибатонг просиял, расправил плечи и прошептал:

— Живое…

Момент был очень торжественный! Вава лежал на яйце, согревая детеныша мягким вараньим брюхом. Он с тревогой скосил глаза вниз.

— А вы точно жжжнаете, шшшто оттуда не вылежжжет шшштрашшшное чудище? — робко спросил он.

Но наверняка никто ничего не знал. И когда яйцо закачалось, профессор всем велел отойти подальше. Стоял жаркий полдень. Теперь-то уж солнышко точно могло завершить начатое дело.

Все попятились на безопасное расстояние. Шуш расправлял крылья, чтобы быстро взлететь. Вава робко шарил глазами по сторонам, подыскивая укромный камешек. Пинг стоял в воде, готовый сразу нырнуть и исчезнуть. Даже профессор, и тот отошел на пару шагов. Тима он крепко держал за рукав. Хрюквы вообще и след простыл, а Селифант… Ну а что Селифант?.. Голосил, как обычно, среди океана.

Яйцо раскачивалось и подрагивало. Кто-то давил на скорлупу изнутри. Оно качалось все сильней и сильней. Напряжение достигло предела.

И наконец скорлупа затрещала!.. Хрррусть…

…Пробив оболочку яйца, наружу высунулась странно скукоженная головенка. Глаза закрыты. Вслед за ней потянулась длинная шея — и тут же, как вялый стебель, свесилась набок. Затем показалось тело. Трещины становились все шире и шире. На покрытой слизью морщинистой коже измятого существа висели скорлупки.

— Гляди-ка! Ручки и ножки, как у меня! — возликовал Вава.

— Ой, какой хорофффенький! — умилялся Пинг. — На спинке крылыфффки — точно как у меня!

— Но кто же это такой? — спросил Тим Кляксик.

— Тсс! Я и сам пока не знаю! — сказал хриплым шепотом Тибатонг. От волнения у него пересохло в горле. — Сдается мне… что это… не может быть…

Существо тем временем вылупилось окончательно. Оно едва стояло на слабых ножках и попыталось было присесть на нечто, напоминавшее крокодилий хвост. Длинная шея гнулась, глаза не разлеплялись. Наконец новорожденный обессиленно уронил шишковатую голову на песок.

Внезапно рядом с ним появилась Хрюква. Никто даже не понял, откуда она возникла. Держа в зубах влажную губку, она принялась протирать ею младенца, счищая слизь и скорлупу.