Николай Тёмкин - Морской дозор

Вслед за ним вниз спланировала Алёшина одежда. Потом рюкзак. Затем кроссовки. Ступа стала держаться ровнее. Алексей чуть-чуть успокоился.

— Для верности, — попросил он, — сбросьте, бабушка, ещё что-нибудь.

— Да что угодно, мил человек! — воскликнула обрадованная Баба Яга, и на кромке ступы появилась сумка с книгами.

— Только не это! — взмолился пловец. — Книги — они в любом деле подмога! Их выкидывать нельзя!

Баба Яга вздохнула, и вниз отправилась огромная связка ключей. Летучесть ступы полностью восстановилась.

Дальнейший путь воздухоплавателей прошёл без приключений. Алёша то плыл, то отдыхал, поддерживаемый страховочной верёвкой, — точно по предусмотренному плану. Выйдя из воды, он плашмя упал на прибрежный песок. Рядом мягко приземлилась ступа.

— Сейчас отдышусь — и в избушку, — устало пробормотал следователь по особым делам. — Отлежаться надо.

— В избушку — это хорошо, — откликнулась Баба Яга. — Только как ты в неё попадешь? — и запричитала: — Ключики-то наши — тю-тю, на дне морском!

— Главное, бабушка, — успокоил её Алёша, — не терять самообладания ни при каких обстоятельствах. Не дал я ключам утонуть, — и он протянул следственному агенту спасённую им тяжёлую связку.

Хоть и старались барон с Алёшей нацелить пушку так, чтобы Мюнхгаузен и Маруся приземлились, окончив воздушный полёт поблизости от агентства «Морской дозор», — не получилось. Не удалось навести заслуженное орудие точно на цель, к тому же боковой ветер снёс путешественников в сторону. И вот теперь на лесной прогалине лежали босоногий барон и хвостатая помощница следователя, и тот и другая — в глубоком обмороке. Ещё бы! Передвигаться при помощи пушечных выстрелов легко и просто, другое дело — приземление.

Маруся, мелкое существо, дышала еле слышно; дыхание барона разносилось в тишине безлюдных окрестностей ритмичным рокотом. А может быть, это доносился неумолкаемый рокот морского прибоя.

Наконец Мюнхгаузен открыл глаза, сел и, потирая ушибленный бок, обвёл окрестности ещё полубессмысленным взглядом.

— Ох, как все кости болят! Где это я? Надо сосредоточиться…

Но как следует сосредоточиться ему не удалось. Со стороны моря появилась довольно странная фигура: босоногая старуха с перекинутой через плечо палкой. На палке висела пара валенок. Погружённая в собственные заботы, старуха брела, упорно глядя прямо перед собой, словно что-то искала.

— Прошу прощения, мадам, — обратился к ней барон, — не подскажете ли, где я оказался?

Старуха не обратила на него ни малейшего внимания и продолжала идти своей дорогой. Мюнхгаузен понял, что разбираться с ситуацией ему придётся самому. Ничего страшного: не впервой, и не из таких положений выходили!

Крепко сжав голову обеими руками, он принялся восстанавливать ход событий. Постепенно их цепочка приобрела отчётливые очертания, и барону стало всё ясно.

— Ба! — воскликнул он, да так громко, что старуха остановилась, недоумённо глядя на Мюнхгаузена: откуда, мол, этот взялся?

А он тем временем продолжал:

— Я ведь собирался полететь на Луну! Раз собирался, то и полетел — ведь барон Мюнхгаузен слов на ветер не бросает! А раз полетел, то и прилетел! Прилетел — и упал, вот и ушибся. Конечно! Я — на Луне! А это — лунная жительница. По-нашему не понимает. Заговорю-ка с ней на лунном языке. Буль-гуль, шурмур, барон Мюнхгаузен, крекли-пекли?

Старуха вздрогнула от удивления, нахмурилась и вдруг заголосила:

— Прожила я у синего моря ровно тридцать лет и три года…

Теперь удивился барон:

— Вот так, оказывается, на Луне уже наши — по-земному говорят! Обидно, конечно, что опередили, но отбросим прочь неуместную зависть! Позвольте от души вас поздравить! — И Мюнхгаузен, раскинув руки для объятий, двинулся к старухе.

Та отпрянула и залепетала:

— Прожила я у синего моря ровно тридцать лет и три года, и всего-то было хозяйства у меня, что разбитое корыто, а теперь и корыто пропало…

— Ах, оставьте! — Продолжал гнуть своё барон, всё ещё пытаясь обнять старуху, упорно увёртывающуюся от его рук. — При чём тут корыто? Ура первопроходцам Луны!

Старуха, немного отбежав, запричитала: