Илья Туричин: Приключения октябрёнка Васи Сомова в прошлом

— Вот здесь купец с сыном живут. Собственный дом.

— Чего ж они в четырёх этажах делают? — удивился Вася.

— В одном, верно, спят, в другом — едят, в третьем — прохлаждаются.

— А в четвёртом?

— В четвёртом не иначе как продукты держат. Ведь сколько едят! Ужас!

Они постояли перед домом. Потом Минька сказал:

— С парадного не пойдём. Ещё по шеям надают. Пойдём со двора.

Во дворе их встретил дворник с большой медной бляхой на белом фартуке. На Миньку покосился, а у Васи спросил:

— Чего изволите-с?

— Нам Купецкого сына повидать надо, — сказал Минька солидно, а чтобы дворник не прогнал, добавил, показывая на Васю: — Вот их благородию.

— Пожалуйте с парадного-с, — поклонился дворник.

— Вели, чтоб открыли, — бросил Минька через плечо и, степенно выходя на улицу, шепнул Васе: — Я с Купеческим сыном разговор заведу, а ты поддакивай. Его раззадорить надо.

Купеческий сын сидел в большой комнате, на огромном стуле, возле огромного стола. И сам он был огромным, как хорошо откормленная огромная свинья.

— Здраствуйте, — сказал Минька. — У нас к вам дело.

— Купить, продать, поменять, заложить? — спросил Купеческий сын.

— Вот он говорит, что вы силач, — сказал Минька, кивая на Васю.

— Силач, — согласился Купеческий сын.

— А я говорю, что нет, — дерзко сказал Минька.

— То есть как это нет? — обиделся Купеческий сын.

— А вот так. Вот, например, сможете вы кочергу согнуть?

— Смогу.

Минька взял кочергу, повертел в руках.

— Нет, не сможете.

— А ну дай сюда!

Минька дал Купеческому сыну кочергу. Тот связал её в узел и бросил на стол.

— Видал?

— Подумаешь, — почти пропел Минька и незаметно подмигнул Васе. — А вот простого пятака пополам вам ни за что не разломить!

— Мне? Не разломить? Пятака? — рассердился Купеческий сын.

— Вася, дай ему пятак, — быстро сказал Минька.

Вася достал свою монету из кармана и молча протянул Купеческому сыну.

Мальчики, взявшись за руки и затаив дыхание, следили, как мнут монету огромные жирные пальцы. Она то совсем тонула в них, то появлялся её сверкающий край.

Сначала Купеческий сын пробовал поломать её одной рукой. Монета не поддавалась. Тогда он ухватил её пальцами обеих рук и начал давить. Лицо его побагровело от напряжения. Монета не поддавалась.

Купеческий сын шлёпнул ею о стол. Вытер краем скатерти пот со лба и шумно передохнул.

— Надо подкрепиться, — сказал он и крикнул. — Эй, кто там! Каши!

И тотчас две девушки-прислуги поставили перед ним огромный котёл с кашей, целый каравай хлеба и поварёшку.

Вася с Минькой и переглянуться удивлённо не успели, как котёл оказался пустым, а Купеческий сын уже облизывал поварёшку, стряхивал со скатерти хлебные крошки и отправлял себе в рот.

— Сейчас я её поломаю, — сказал он и взял со стола монету.

Надулся Купеческий сын, закрякал, запыхтел, чуть не надорвался, а так ничего и не смог поделать с монетой. Даже не согнул.

— Что она у вас, заколдованная? — рассердился он. — Я одной рукой десять пудов подымаю. Я за копейку одним щелчком человека могу убить! Я пол-аршина сукна в аршин вытягиваю! А тут пятака не сломать! Да вы кто такие? А может, вы воры? Может, вы этот пятак у меня украли! Крепче моих денег ни у кого не сыщешь! Значит, и этот пятак — мой.

— И вовсе он не ваш, — сказал Вася. — Это мой пятак. Отдайте.

— Ишь какой быстрый! У купца денежку хочет отнять!

— Отдайте! — настойчиво повторил Вася.

— Эй, кто там! — крикнул Купеческий сын. — Зовите городового.

— Ну его! — сердито шепнул Минька. — Пойдём отсюда. А то и верно городовой придёт, ф-фараон!

— Не пойду, — сказал Вася. — Моя монета, и я без неё не уйду!

В дверях появился Городовой. Краснолицый, сивоусый, в чёрной шинели, с шашкой на боку.

— Ага, ага, — обрадовался Купеческий сын. — Вот он, заступничек наш, вот он, его благородие господин Городовой пожаловал!

— Чего случилось, господин Купецкий сын? — спросил Городовой густым голосом и вытер пышные сивые усы.

— А вот эти два маленьких вора хотели мой пятак украсть, — сказал Купеческий сын ехидно.

— Врёт он! — крикнул Минька. — Мы ему пятак дали, разломить. А он не смог. Вот и злится и пятак не отдаёт!

— Слышали, господин Городовой! Чтобы я не мог пятака разломить!