Иван Белышев - Тридцать три желания (сборник)

А Коля ему не уступает.

— Нет, — отвечает, — не согласен, все равно тебе не отдам.

Так они и не решили. Каждому хочется последнее желание себе забрать.

Рассердились ребята, надулись и разошлись по домам.

А вечером у Миши разболелся живот, так разболелся — прямо терпения нет.

— Мама, — плачет Миша, — это мне все Колька назло делает.

— Чем он тебя накормил? — спрашивает мама.

— Да ничем, я сам квасу напился. А у него, назло мне, живот не болит.

— Что тебе от этого, если у него живот будет болеть, — удивляется мама, — ведь тебе не будет легче?

— Как не будет? — отвечает Миша. — Конечно, будет. У нас с ним сейчас животы должны быть общие.

— Что ты, что ты! — испугалась мама.— У тебя, наверное, жар, ты бредишь. — И побежала прямо за доктором, а Миша к Коле пошел.

Пришел и видит: лежит Коля в кровати, весь компрессами обложен.

— Ох, Миша, — говорит, — ничего я не хочу, ничего я не желаю, лишь бы только живот перестал болеть.

Обрадовался Миша, подал ему руку и говорит:

— Коля, давай это пожелаем вместе.

Пожелали они — и боль прошла.

Что, не верите?

Смотрите, кто не поверит, у того сразу живот заболит. А если верите, тогда и сказке конец.

Всю последнюю шестидневку Роме ужасно не везло.

Началось это просто: однажды на перемене Рома, по своему обыкновению, подошел к Пете Пыжикову и стал дразниться.

— Эй ты! — крикнул Рома. —

— Отстань! — сказал Петя и побежал играть с ребятами.

Но Рома не отставал. Он продолжал кричать Пете вдогонку:

Тогда Петя рассердился и, подбежав к Роме, громко крикнул:

Сначала Рома на это не обратил никакого внимания, только презрительно пожал плечами, но потом, когда эта дразнилка разнеслась по всей школе, ясно увидел, что его передразнили.

Это Рому так рассердило и обидело, что хоть плачь!

«Как это, — думал он, — меня, самого знаменитого дразнилку на всю школу, Петька сразу передразнил. Теперь, пожалуй, уж никого и не поддразни».

И Рома до конца уроков опасался дразнить — Дину «Льдиной», а Архипа — «Охрипом».

«Ну их, еще Рому-Ерему пропоют».

Целый день не дразниться было очень скучно. Без дразнилок не игралось, и, когда кончились уроки, Рома, быстро сложив в портфель книги, сразу пошел домой.

Дома он весь вечер думал, как бы по-особенному передразнить всех ребят.

«Хорошо бы на каком-нибудь иностранном языке дразниться. Сказал бы дразнилку по-английски или по-французски, а ребята ничего не понимают и ответить ничего не могут».

— А ну-ка, попробую. — И Рома быстро развернул учебник английского языка. Но в учебнике никаких дразнилок не было. Как назло Роме попадались самые обыкновенные слова.

Он внимательно прочитал в учебнике и несколько раз повторил вслух по-английски мальчик, парта, учитель, класс..., а потом с удивлением сказал:

— Что это? Я, кажется, выучил заданный на завтра урок? Нет, нужно что-нибудь другое придумать.

«Хорошо бы выдумать какой-нибудь такой особенный, например, тимбукский язык; тогда не только можно будет дразниться, но даже и учителю нагрубить».

«Сказал бы какое-нибудь такое, вроде лямба, клямба, а наказать меня нельзя. За что же наказывать, если я скажу, что это по-тимбукски — „доброе утро“, а на самом деле — „уродина-огородина“, — вот и попробуй — накажи!»

Но никакого тимбукского языка Роме не придумывалось. А потом, если и можно изобрести такой язык, так ведь все равно его нужно еще учить. А когда же тут учить, если дразнилки нужны к завтрашнему дню?

— Папа, — спросил он отца, — не знаешь ли ты какой-нибудь особенной азбуки, которую бы никто не знал?

— Много есть таких условных азбук, — ответил отец, — они называются кодами. Есть, например, цифровой код, где, вместо букв, ставят цифры.

— Ну что цифры, — ответил Рома,— это неинтересно.

— Тогда не знаю, какую тебе интересную азбуку нужно, — ответил отец.

Целый день Рома приставал ко всем квартирантам с просьбой дать ему какую-нибудь особенную азбуку.

— Ну что вам стоит, — клянчил он, — а мне это очень-очень нужно.