Jan Brzechwa - Путешествия пана Кляксы (пер. М.Ландман)

Капитан корабля тоже сочинял сказки. Чаще всего это были сказки о таких удивительных морских приключениях, что невозможно было разобрать, куда он вел корабль: к цели их путешествия или к несуществующим, вымышленным землям. Порой он и сам не мог понять, где кончается сказка и начинается действительность. Тогда корабль блуждал в безграничном морском просторе и никак не мог добраться до цели.

Один лишь рулевой не был сказочником. Старый морской волк, он слыл когда-то опытным мореплавателем, но, потеряв зрение в битве с корсарами, управлял кораблем на авось.

Пану Кляксе приходилось быть и капитаном и рулевым, а часто во время обеда заменять и кока, потому что в тонкостях гастрономии он разбирался не хуже, чем в движении небесных светил.

Вскоре команда прониклась к пану Кляксе полным доверием, и матросы целыми днями спали или резались в карты и лишь изредка поглядывали на марс, чтобы проверить, не заснул ли пан Клякса. В конце концов даже чайки привыкли к странной фигуре пана Кляксы, садились ему на плечи, дергали за бороду и кричали, передразнивая его.

В свободное время пан Клякса прямо с марса ловил сачком летающих рыб и потом готовил из них ужин всей команде.

На девятнадцатый день путешествия у капитана испортился компас.

Тогда пан Клякса нашел в одном из многочисленных карманов своего жилета огромный магнит и потер им бороду.

Теперь она указывала направление и была обращена прямо на север, хотя чайки все время тянули ее в разные стороны: то на запад, то на восток, то на юг.

Иногда пан Клякса, стоя на марсе, поджимал одну ногу, раскидывал руки, как крылья, и в такой позе дремал, поскольку ночью ему было не до сна. Уже через несколько минут он просыпался совершенно бодрым, надевал на нос свои знаменитые очки и кричал:

– Капитан, мы отклонились от курса на полтора градуса! Поверните на северо-запад и ориентируйтесь по моей бороде.

– Что вы там видите? – кричал в ответ капитан, задрав голову кверху.

– Я вижу ущелье Недобрых Предчувствий и архипелаг Святой Пасхи. Вижу маяк на острове Конфитюр; на маяке стоит смотритель, а на носу у смотрителя четыре веснушки… Но до острова шестьсот сорок миль, и сомневаюсь, чтобы мы добрались туда раньше чем через три месяца.

– А нет ли где пиратского судна?

– Есть одно, но опасаться нечего: у него изодранные паруса, а на палубе ни души.

Затем пан Клякса снимал свои чудесные очки и орал изо всех сил, стараясь перекричать чаек:

– Как с обедом?

Тут капитан разводил руками и, сложив ладони рупором, кричал:

– У Телесфора опять все пригорело! Есть невозможно. Акула и та выплюнула.

Рулевой, прислушиваясь к разговору, давал кораблю нужное направление, грыз сухари и сердито ворчал:

– Пора выкинуть Телесфора за борт, а то все передохнем с голоду! Сегодня он сжег уже двадцать фунтов баранины, четыре цесарки и целый телячий огузок. Сказки, сухари – разве это еда для моряка!

Так шли неделя за неделей. Но внезапно в день святого Панкратия ветер стих. В день святого Серватия на море наступил полный штиль, и парусник застыл на месте.

А в день святого Бонифация пан Клякса покинул марс, соскользнул по мачте на палубу и объявил:

– Мы попали в полосу мертвого штиля. Теперь до конца мая можно спать спокойно.

И, поджав ногу, он тотчас же заснул.

Капитана и матросов охватил ужас.

Как известно, мертвый штиль образуется из-за огромных трещин в морском дне. Такие трещины засасывают находящийся над ними столб воды вместе со всем, что там находится.

– Надо уходить с этого проклятого места, иначе мы погибли! – крикнул капитан и приказал спустить спасательные шлюпки.

Но матросы, верившие в мудрость и опыт пана Кляксы, взялись за руки, окружили его и хором запели песню, которая начиналась словами: «Отец Вергилий любил своих детишек…»

Солнце стало багровым, небо как будто запылало. Солнечные лучи окрашивали пурпуром крылья чаек, и они, напуганные собственным видом, кружили над головой пана Кляксы и тревожно кричали.

Капитан отдавал все новые и новые приказания, но никто их не выполнял. В конце концов он охрип, уселся на бухту каната и застывшим взглядом уставился на танцующих матросов.

А пан Клякса, раскинув руки и поджав ногу, спал как ни в чем не бывало. Борода его, как всегда, указывала на север.

Пение обезумевших матросов становилось все громче и громче и наконец перешло в невообразимый рев. Но ничем невозможно было нарушить мертвое спокойствие моря и глубокий сон пана Кляксы.