Жаклин Уилсон - Четверо детей и чудище

Мы чуть было не остались и без обеда-пикника: папа с Элис на нас насели и стали уговаривать выбраться в город.

— Да чего вам так далась эта песчаная яма! — кипятился папа. — Мы же вчера там целый день просидели.

— Но там так здорово, пап. Ну пожалуйста, давай опять в лес, — канючила я.

— Что скажет ваша мама! Вот вы вернетесь домой, она спросит, чем вы тут занимались, а вы такие: «Да мы каждый божий день в дурацкий лес таскались, и в жару, и в дождь».

— Не скажем мы ничего такого. Мы скажем, что ходили в лес всей семьей и устраивали там замечательные пикники, а потом мы с Робби, Шлёпой и Моди играли в песчаной яме, и это были самые лучшие каникулы в мире.

— Ох, Рози-Шмози, — и папа обнял меня.

Элис тоже вроде была довольна. Для последнего пикника она расстаралась не на шутку. Сделала маленькие бублики с копченой семгой и сливочным сыром, куриные крылышки на гриле и сэндвичи на один укус с разными начинками: яичный салат с помидорами, раковые шейки с рукколой, бри с абрикосовым джемом и индейка с клюквенным соусом. Еще была шарлотка с кислым кремом и большой пакет маленьких головок сыра — красных и желтых. Мы пили свежевыжатый апельсиновый сок, а папе с Элис взяли бутылку лимонада — хотя пах он вином.

— Нужно еще что-нибудь шоколадное, — сказала Элис. — Робби, может, сделаешь свои фирменные хрустики? Ты бы так меня выручил.

Пока счастливый Робби исполнял мачехину просьбу, Шлёпа отозвала меня в сторонку:

— Что будешь желать?

— Ну… пока еще не решила вообще-то. Хочу пожелать такое, чего нам всем хочется, и чтобы точно ерунды никакой не случилось. — Я принялась нервно грызть большой палец. — Только никак не придумаю, что бы это такое могло быть.

Я думала, Шлёпа раздраженно вздохнет и назовет меня бестолочью, но, к моему несказанному удивлению, она вдруг обняла меня. Я так обалдела, что больно прикусила палец — впрочем, не поднимать же из-за этого шум.

— Ты обязательно придумаешь, Роз. Ты молоток, — сказала Шлёпа. — А если ничего не придумается, все равно у нас была целая куча классных желаний — мои особенно, — и вообще здорово было. Я тоже думаю, что это самые лучшие каникулы в мире.

— Ох, Шлёпа! — Я тоже обняла ее.

— Так, не раскисаем, — тут же сказала Шлёпа. — Пошли выскребем шоколад из миски, Робс уже наделал свои печенюги.

Моди нас опередила. Она со счастливым видом вылизывала миску — рот, щеки и даже уши у нее были в шоколаде.

— Она сама уже как шоколадка. — Шлёпа подхватила ее на руки.

— Тогда хочу мороженое! — сказала Моди, и мы все рассмеялись.

Моди, видимо, не забыла о вчерашней потере: по дороге в лес нам попался фургон мороженщика, и она подняла целую бучу. Но Элис была непреклонна.

Мы воздали должное роскошному пикнику.

— Троекратное ура Элис и ее чудесным пикникам, — сказал папа и поднял бокал.

— Ура, ура, ура, — помявшись, отозвались мы.

— И маленькое ура мне и моим шоколадным хрустикам, — сказал Робби.

— Можно мы пойдем поиграем? — спросила я.

— Бизьянка! — сказала Моди, расплывшись в улыбке. Элис вытерла ей мордашку влажной тряпкой, но нос у нее все равно остался в шоколадных крапинках, как будто в веснушках.

— Идите играйте в свою обезьянку, — благодушно разрешил папа.

Мы подошли к яме, Шлёпа и Робби выжидательно посмотрели на меня. Я все пыталась придумать что-нибудь замечательное — но теперь была ученая и знала: псаммиад умеет показать оборотную сторону любого желания.

— Ну что, решила, Роз? — спросила Шлёпа.

— Нет! — простонала я, когда мы начали копать.

— Может, спросить у псаммиада, пусть посоветует? — предложил Робби. Он прихватил с собой лёвушку, и тот пластмассовыми лапами копал вместе со всеми.

— Можно попробовать, хотя, по-моему, в какой-то книжке Эдит Несбит есть про то, что псаммиад советов не дает, хоть ты тресни, — сказала я.

— Как подумаешь, что он в каких-то еще книжках, — странно так. Я б хотел, чтобы про меня в книжке написали, как про того Роберта, — сказал Робби.

— Может, когда-нибудь и напишут, — сказала Шлёпа. Она посмотрела на меня. — Ты была детской писательницей, когда мы богатыми и знаменитыми стали, так что придется тебе, Розалинда, эту книжку писать, кому ж еще.

— Я в жизни целую книжку не накатаю, — смутилась я, но от одной мысли об этом сердце забилось сильнее. А также от физической нагрузки.

Мы выкопали довольно глубокую яму, но не нашли ни мохнатой лапы, ни большого уха.

— Где же ты, псаммиад? — Шлёпа усердно загребала песок.