Салман Рушди - Лука и огонь жизни

Он вспомнил, как при прощании смотрели на него Сорайя и Птицы Памяти. У всех в глазах стояли слезы, и он знал, что эти трое опасаются никогда больше его не увидеть. Нет, об этом тоже нельзя думать. Он обязательно докажет им всем, на что способен. Если что-то невозможное еще не сделано, значит, просто не нашлось того, кто дерзнул бы это совершить. Какая, однако, перемена совершилась со мной, удивился Лука. Я всем своим существом устремлен к цели, как стрела, готовая поразить мишень. Ничто не должно отклонить меня с намеченного пути.

Где-то высоко в небе над ними могучие драконьи крылья несли Натхог, Бадло и Сару. Пути назад не было. Все семеро пересекли границы святая святых Аалим с преступным намерением. Земля под ними была полна чудес, но времени на созерцание они не имели. Всю свою жизнь, с тех пор как Рашид Халифа начал рассказывать ему удивительные истории, Луку интересовало, как Поток Слов попадает на землю из Моря Историй, расположенного высоко над ней на некой невидимой Второй Луне. Как он выглядит, этот водопад слов, низвергающийся из космоса? Удивительное, должно быть, зрелище. Наверное, он обрушивается в Озеро Мудрости с громким всплеском, похожим на взрыв. Но Рашид говорил, что на Озере Мудрости всегда царит тишь да гладь, потому что Мудрость способна поглотить самый бурный поток слов, не взволновавшись. Над Озером вечно брезжит заря. Длинные бледные персты Первого Света покоятся на гладком лоне вод, и серебристое солнце выглядывает из-за горизонта, но не восходит. Аалим, контролирующие Время, предпочитают жить в самом Начале Времен. Лука мог представить себе все это с закрытыми глазами и словно бы слышал голос папы, описывающий здешние места, и вот мальчик оказался здесь, а не мог взглянуть на них хотя бы одним глазком. Это чрезвычайно его угнетало.

Но где же все-таки Никтопапа? Лука постепенно укреплялся в мысли, что, куда бы ни направился пропавший призрак, он явно затеял что-то недоброе. Хоть Никтопапы и не видно, рассудил мальчик, он все равно рано или поздно покажется мне на глаза, прежде чем закончится этот поход. Но ему придется нелегко, и если он думает, что я без борьбы уступлю ему отца, он очень сильно ошибается.

И вдруг его поразила, как удар кулаком, самая страшная мысль на свете. А что, если Никтопапа исчез, потому что Рашид Халифа уже… потому что он… потому что я… не успел его спасти и он… тоже ушел? Может, этот фантом, который постепенно поглощал жизненные силы отца, исчез, поскольку достиг своей цели? И все было напрасно? При одной этой мысли Луку охватила дрожь, глаза защипало от слез, и горе накатило на него волной.

Но в этот миг что-то произошло. Лука почувствовал, как что-то в нем изменилось. Он ощутил, что им овладела сила куда более могучая, чем он сам, и чья-то более твердая воля отказалась принимать горестную мысль об отце. Нет, Рашид все еще жив. Не мог он умереть, а значит, не умер. Чужая воля, крепче его собственной, отвергла эту возможность. Она же не позволила Луке сдаться, спасовать перед лицом опасности, дрогнуть, поддавшись ужасу. Эта неведомая воля придала ему мужества, в котором он нуждался, чтобы исполнить долг. Впечатление было такое, что решимость влилась в него извне, но в то же время он ясно осознавал, что это его собственная решимость, его собственная сила воли, не приемлющая поражения. К этому его приготовили многочисленные истории Рашида Халифы о героях, которые открывали в себе новые силы перед лицом страшной опасности. «Мы не знаем, кто мы такие и на что способны, — любил повторять Рашид Халифа, — пока эти важнейшие вопросы не встают перед нами. Тогда, и только тогда, мы узнаём, чего стоим».

Кроме того, перед глазами Луки стоял пример его старшего брата, который испытал себя, плавая по Морю Историй в незапамятные времена. Вот бы здесь со мной оказался Гарун, думал Лука. Уж он-то точно помог бы мне. Но, увы, его здесь нет. Есть только медведь Пес, который старается говорить со мной голосом Гаруна и по возможности заботится обо мне. В общем, я должен сделать то же самое, что сделал Гарун. Я должен победить.

«Аалим крепко сидят на своих местах и не любят тех, кто пытается раскачивать лодку, — рассказывал как-то на ночь полусонному Луке Рашид Халифа. — У них жесткое, несгибаемое представление о Времени: вчера, сегодня, завтра. Тик-так, так-так. Ио-Хуа, Что Было, живет в прошлом. Ио-Хаи, Что Есть, пребывает в настоящем. Ио-Айга, Что Будет, находится там, куда нам нет пути. Их система Времени просто тюрьма, а сами они тюремщики, и стены этой тюрьмы слагаются из секунд и минут.