Александр Жарков - Ключ разумения

На это Гистрион и рассчитывал! Он вылез из дупла и едва начал соображать, как в одних подштанниках идти в Пэш-одежду, естественно, увезли, как заслышал знакомые голоса. Это возвращались рыцари. Хитрый Нипищи посоветовал ждать два дня, пока не всплывёт тело. «По крайней мере, похороним его в семейном склепе». И согласившийся король остановился в замке ближайшего феодала, чтобы не жить в лесу.

Итак, два рыцаря возвращались, костеря на чём свет умного Нипищи, и поскольку Гистрион находился на берегу озера, и скрыться в лесу уже не успевал, ему ничего более не оставалось, как в это озеро нырнуть! Оба рыцаря немного разоблачились, то есть сняли с себя тяжёлые доспехи и уселись на берегу, тупо уставясь в воду. Прошёл час, а наш занырнувший герой так и не вынырнул! Может, он попал в подводное царство? Но я ведь рассказываю не сказку, а быль, то есть то, что было на самом деле. Или, по крайней мере, могло быть.

Дело в том, что, перед тем как нырнуть, Гистриону вдруг вспомнился рассказ Светлины о том, что её земляки, славянские воины, могли долго, иногда очень долго, находится под водой, и дышали они при этом через тростниковые трубочки. Один конец в рот, второй на поверхность воды. Так действовали лазутчики в стане врага. Прежде чем нырнуть, Гистрион сломал какую-то тростинку, торчащую из воды – она оказалась внутри полой. Он попробовал дышать сквозь неё, и у него получилось!

И во время разговора недовольных рыцарей (бу-бу-бу, только и слышал Гистрион), пришлось ему просидеть в двух шагах от них под водой, уцепившись рукой за корягу, чтоб не всплыть, и перебирая ногами: было довольно глубоко. Ему казалось, что сидел он бесконечно долго, и сил уже не оставалось. Если б он знал, что рыцари будут ждать на берегу два дня, он бы не трудился понапрасну и выплыл сразу. А сейчас какое-то существо ползло по нему, у принца совсем не было славянской выдержки, он попытался дёрнуться, чтобы существо сбросить, и тогда оно вцепилось ему в палец – ой, больно! Это был небольшой речной южный краб. Но клешни у него были будь здоров! Гистрион вскрикнул, трубочка выпала изо рта, и он вынырнул, чтобы хлебнуть воздуха.

Два стража выпучилось на орущего утопленника в крайнем удивлении. Один был с головой, а второй без оной. Впрочем, вглядевшись, Гистрион сообразил, что это два пустых скафандра, один с откинутым назад забралом. Тряся распухшим пальцем, почти не соображая, что делает, даже не осмотревшись, Гистриов влез в одни из доспехов, взял в руку короткий меч, оставленный одним из рыцарей по нерадивости, и, не оглядываясь, пошёл по дороге, ведущей в страшный город Пэш. Ведь смелость, как известно, города берёт!

А в это время двое разоблачённых (то есть скинувших доспехи), по имени Болепуг и Пульбомбил, мирно ходили по ближнему лесу, полагая, что утопленник если и всплывёт, то не сбежит (смех!), и собирали грибы и ягоды, полагая, что они в родном лесу и всё будет «ок»! И в обоих случаях они ошиблись. Утопленник медленно, но верно уходил от них по дороге, а что касается лесных даров, то Болепуг сорвал и надкусил красивый и очень сочный плод, и умер на руках у Пульбомбила, пуская из губ горькую пену. А Пульбомбил умер от укуса ядовитой трондодиллы – змея такая, – которой он наступил на хвост. Умер, не успев вынести товарища из леса, так похожего на родной!

А Гистрион, в очередной раз сбежав от королевской доли, шагал, опустив забрало и держа в руке меч. Шагал с одышкой в непривычном для него железном одеянии, чтобы отбить подружку Мэг, как он её уже называл. И если б кто сказал, что он совершает подвиг, он бы не поверил. Он шёл, а в голове у него – вот неисправимый однолюб! – была никакая не Мэг, а Кэт, и роились и складывались несбыточные и сладкие картины их неожиданной, но неотвратимой – он никогда в этом не сомневался! – встречи. И их первый поцелуй будет – О! О! О! Ведь его ещё не было, это ж он посудомойку целовал!

Ах, если б он знал, что Мэг, она же Кэт, уже не существует на этой земле, а если и существует, то в виде остывающей горстки пепла!

…И вот он сидит в рыцарских доспехах, бедняга Гистрион, перед горсткой пепла, и не знает, как ему жить дальше. Ему двадцать три года с половиной. Он бежал из дома, чтобы обрести счастье с дочкой Смешного короля, но всё бледнее и тускнее её настоящий облик. Узнал бы он её сейчас, не разлюбил бы? И что он обрёл? Бродяжничество-фиглярство с подружкой, которая сама была уродкой и сделала уродом его? И вот её сожгли вчера, когда он купался в пруду. Почему он не спешит домой, разве не жаль ему деда и бабку, которые заменили ему отца и мать? Чего он высиживает у затухшего, но ещё отдающего страшное тепло костра, в опасном для себя городе?!