Светлана Лаврова - Чижик в Риме

— Так это памятник сапожнику? Какие, однако, оригинальные сапожники в Риме… больше на объевшихся амеб похожи, — заметил Чижик.

— Римские сапожники — самые красивые сапожники в мире! — заступился Чивио. — Ты дальше слушай. Однажды на пузе у Пасквино появился листочек с эпиграммой на папу Адриана IV. Такая хорошая эпиграмма получилась, весь Рим хохотал. Папа обозлился. А как же — самый главный христианин на земле, самый большой начальник после Бога — а его просто размазали по этому самому Пасквино. Папа приказал: «Раздробить Пасквино и бросить в Тибр!» «Не надо, — взмолился весь Рим. — А чем мы развлекаться будем? Радио нет, телевидения нет… один Пасквино — милейшее создание, общий любимец, хотя и не гений чистой красоты». Но папа сказал, что он очень обиделся и все равно статую сломает. Рим загрустил — жалко Пасквино. И тут вперед вышел поэт Торквато Тассо и сказал:

— Я спасу Пасквино!

— Ура! — сказали римляне.

До сих пор все в этой истории правда. А дальше начинается сказка.

Сидит поэт у памятника Пасквино и думает, как ему статую спасти. Ничего придумать не может. Совсем скис. А у его ног воробьишки прыгают:

— Чив-чив! Что, Торкватушка, невесел, что головушку повесил? Али сказал батюшка (в смысле папа Адриан IV) слово неприветное? Али иная пришла беда неминучая?

— Да вот, пообещал своим словом молодецким, что спасу Пасквино от злого папы. А чегой-то не спасается.

— Чив-чив, — шумят воробьишки. — Мы тебе поможем.

Надо сказать, что воробьи этого Торквато Тассо знали как исключительно порядочного человека. Он всегда им кусочки от булочек крошил. Выступил вперед самый старый, седой воробей из клана Навона и сказал:

— Видишь камешек маленький у подножия статуи? Возьми его и брось в фонтан на площади Навона. И увидишь, что будет.

Не поверил ему Тассо — что глупая птица может насоветовать! Но камешек поднял, поблагодарил учтиво и пошел на площадь Навона. Потому что он с детства любил камешки в воду бросать. Бросил камень в фонтан — тогда фонтан другой был, поскромнее. Забурлила вода, вынырнула оттуда лягушка, во рту камешек держит:

— Бери свою стрелу, добрый молодец, а меня возьми замуж… странная какая-то стрела, каменная. Обратно что ли каменный век вернулся?

— Нет-нет, — перепугался Тассо. — Я не жениться пришел, а совета спросить.

— Все совета спрашивают, а жениться никто не хочет, — вздохнула лягушка. — Будь по-твоему, добрый молодец, расскажи свою беду неизбывную, авось вместе что и надумаем.

Тассо объяснил, в чем дело. Лягушка хмыкнула и что-то пошептала поэту на ушко. Потом залезла к нему в карман, и они ушли с площади.

На следующий день пришел Тассо к папе Адриану.

— Вот сейчас я статую разобью и в Тибр выброшу, — пригрозил папа.

— Нельзя, Ваше Святейшество, — строго сказал Тассо, — есть предсказание: «Если Его Святейшество сделает это, то из вод Тибра выйдут лягухи несметные и станут квакать его голосом и под его указку» (это, между прочим, не сказочные, а подлинные слова Тассо).

Папа ошалел от такого заявления:

— Да ну! Не выйдут!

— Выйдут!

— Не выйдут!

— Выйдут!

— Не выйдут!

— Ква!

Огляделся папа — лягушек нет, а кто-то квакает.

— Это ты квакаешь? — подозрительно спросил он у Тассо.

— Я, конечно, поэт, но не до такой же степени, чтобы квакать, — возмутился Тассо. — Это уже лягухи несметные вылезают из Тибра. Ой, смотрите, лягуха! Несметная-несметная! Какая неожиданность!

И достал из кармана вчерашнюю свою знакомую.

— Да я еще не ломал Пасквино! — обиделся папа. — Чего она приперлась раньше времени!

— Для профилактики, — объяснила лягушка.

И папа не стал разбивать Пасквино и бросать его в Тибр. Тассо добился своего.

— А он женился на лягушке? — спросил Чижик. — У нас в сказке Иван-царевич в похожей ситуации женился.

— Не знаю, — растерялся Чивио. — Наверное. Теперь мораль…

— А я знаю: «Чтобы добиться своего, даже на лягушке женишься».

— Нет, там хорошая мораль: «Обещал — выполняй, не вздыхай и не стенай».