Александр Маскаев: Сказки кота Кузьмы

После полуночи на чердаке собрался мышиный народец во главе с Жулой, предвкушающий необычный праздник. При свете лучины их крохотные глазки блестели словно драгоценные самоцветы. Кузьма засомневался, что сможет их всех перекатать на своей карусели, но Жула успокоила его, сказав, что у них вся ночь впереди. Первыми решили катать малышей, каждый из них покупал билетик, а расплачивался разноцветными пуговицами, которые им выдавали старшие мыши.

Кузя усаживал их на лошадок и раскручивал карусель. Поначалу малышам было страшновато, но, пообвыкнув, они так развеселились, что Кузьма еле успевал менять седоков. На весёлый шум появился крошечный и юркий печной домовой Востуха [14] Восту́ха — домовой, живущий за печкой. со своей балалайкой. Усевшись поудобней, он заиграл знакомые всем бодрые мелодии, отчего стало ещё веселее. Мыши принялись подпевать Востухе, угощая друг друга принесёнными с собой сладостями. Катание на карусели переросло во всеобщее ликование, и Кузьма опять вспомнил своё детство и бродячих артистов с их балаганом: как он сидел на краю деревенской площади под огромным лопухом и радовался вместе с детьми. Праздник получился, как он и хотел: никто не заметил, как прошла ночь и во дворе запели первые петухи. Жула долго кланялась Кузе в знак благодарности, а малыши повисли на Кузиных лапах и просили ещё и ещё завести его карусель. Но делу время, а потехе час. Жула повела свой народец, который тянулся за ней гуськом, к лазу в чердачном полу. Кузя, улыбаясь, долго смотрел им вслед. Потом он посадил себе на загривок засыпающего уже Востуху, прикрыл рогожкой карусель и пошёл к чердачной лесенке. У хозяев начинался новый день, а Кузьма думал о том, что испытал не меньшую радость, чем его гости.

Лесной дяденька Лопастый, с которым совсем недавно подружился Кузьма, передвигался по вечернему лесу бесшумно и незаметно. Он был не один — на его плече сидел филин, для которого как раз начиналась пора бодрствования. Лишь лёгкое подрагивание листьев на кустах выдавало его. Шёл Лопастый к заветному уголку в непролазной чаще. Там жила в своей избе его давняя знакомая — Баба-Яга-Ягинишна. К полуночи Лопастый остановился близ опушки леса и увидел избушку, которая переваливалась с ноги на ногу. Из трубы валил дым — значит хозяйка дома. Он окликнул избушку, чтоб она повернулась к нему передом, а к лесу задом. Нехотя, скрипя брёвнами и скидывая солому с крыши, изба повернулась. Тут же отворилась дверь, и на порог выскочила взъерошенная Ягинишна. Лохматая, с длинным сучковатым носом, она весело улыбалась старинному приятелю.

— Ой, Лопастый, не ждала я тебя, неважно выгляжу да и не прибрано у меня, погоди, мальца сейчас позову, — затараторила Ягинишна и захлопнула за собой дверь.

В избушке послышалась возня, шум, тарарам. Через какое-то время отворилось окно избушки, из него вылетел всклокоченный ворон, а за ним высунулась голова бабушки:

— Заходи, милок, тебе-то я всегда рада.

В избе пахло дымком, травами и непонятно чем ещё. Леший уселся на единственную табуретку и деловито закурил трубку. Яга, недолго думая, пододвинула к столу свою ступу, присела на неё и сказала:

— Рассказывай, ведь не просто так пришёл.

Лопастый неспешно начал разговор о том, как прошла неделя, что видел и что думал. И признался, что есть теперь у него новый приятель, кот Кузьма, который, стало быть, внук кота Василия, что хочет он Кузьму к ней, Яге, привести.

— А на что он мне тут? Лясы с ним точить что ли? Так он молод ещё, — удивилась бабушка.

— В том-то и дело, что молод, поучить бы его уму-разуму, ты же самая мудрая у нас, — пробубнил леший.

Бабе-Яге понравились слова лешего о её мудрости, и она, поправив пышную шевелюру, сказала:

— Ну, коли так, то ладно уж! Но не хочу в избе моей его встречать, — давай-ка у тебя!.. У болота, около дуба старого… у тебя же там и самоварчик есть, а травки для чая я принесу. Как сговоришься с Кузей, зашли ко мне филина своего с весточкой — меня долго ждать не будете.

— Хорошо, Яга, так и сделаем. Пойду покуда навострю Кузьму! Вот он обрадуется-то… а может и испугается, — усмехнулся Лопастый. Усадил филина на плечо, распахнул дверь, да и был таков, довольный собой. Ведь теперь у него был такой хороший повод почаёвничать с Ягинишной в душевной обстановке! Наедине с ней Лопастый обыкновенно становился от смущения угрюм и даже мрачен, опасаясь острого языка лесной подруги.