Александр Фельдберг - Nordic Dads [14 историй о том, как активное отцовство меняет жизнь детей и их родителей]

— Именно. Но я старался не показывать Йенни, что испуган. Позвонил в больницу, а пока мы ждали скорую, пытался как мог поддержать жену. Помню, говорил: «Может, принести тебе попить, сделать сэндвич? Или хочешь, помассирую плечи?»

Маркус присутствовал при родах, потом навещал Йенни в больнице каждый день, а в остальное время тоже нашел чем заняться. «Я совершенно сошел с ума от счастья. Вдруг решил, что наша машина недостаточно безопасна, чтобы возить в ней ребенка, и за те три дня, что Йенни не было дома, купил новую. Это странное чувство, знаете, что ты отвечаешь за жизнь другого человека… Вот я и подумал, что мне нужна безопасная машина, чтобы привезти жену и нашу чудесную маленькую девочку домой!» — смеется Маркус. Я вспоминаю, что и у меня было нечто похожее: когда 16 лет назад родилась наша младшая дочь, я решил, что нельзя больше откладывать покупку мобильного телефона, пошел и купил сразу два. Один оставил себе, а другой отнес в роддом жене. С тех пор мы всегда на связи. Значит, я тоже ответственный отец. Правда, при родах никогда не присутствовал. Маркус, похоже, не очень понимает, как это возможно. Он был рядом с Йенни все три раза, когда она рожала, и утверждает, что подготовиться ко всему невозможно: «Ида, например, появлялась на свет довольно долго, а в случае с младшим сыном Эмилем я чуть не опоздал. Только машину на стоянку поставил, прихожу, а медсестра мне говорит: „Ваша жена уже, между прочим, рожает. Так что бегите, если хотите успеть!“ Ну я и побежал».

В отцовский отпуск Маркус уходил много раз: был дома вместе с Йенни после рождения каждого из детей, брал несколько недель, пока они были маленькие, а когда средний сын Ноа пошел в школу, работал четыре дня вместо пяти в течение четырех месяцев. Но рекорд папы-чемпиона — год дома с двумя детьми.

— Как же вы решились бросить работу так надолго? — спрашиваю я.

Выясняется, что никаких сложных решений Маркусу принимать не пришлось и отпуск тоже не понадобился. Незадолго до того, как он остался дома с трехлетней Идой и Ноа, которому не исполнилось еще и года, его уволили.

— Мне было всего тридцать, но я уже был начальником, с отличной зарплатой, и очень любил свою работу. Но у компании сменился владелец, взгляды на ее дальнейшее развитие у нас не совпали, и буквально через пару недель стало ясно, что мне придется уйти. Это был кошмар, катастрофа, мой самый большой страх, ставший явью, — потерять работу, к тому же на вершине карьеры. У меня была прекрасная репутация, и она была разрушена. Да еще все вокруг спрашивали: «Что случилось? Как такое могло произойти?» И мне приходилось объяснять все снова и снова. На то, чтобы взять себя в руки, ушло две недели. Очень помогла Йенни. Она сказала мне: «Выбирай, как ты хочешь провести это время. Ты можешь продолжать убиваться по потере работы и дальше вгонять себя в депрессию или воспользоваться этой возможностью, чтобы побыть с детьми, узнать их получше и понять, что ты за отец». В общем, она вышла на работу, чтобы зарабатывать деньги для семьи, а я остался дома с малышами. Продолжал искать работу, но постепенно втянулся в домашние дела и начал получать удовольствие от роли отца. Сейчас я точно могу сказать: этот год был лучшим временем моей жизни.

Маркус признаётся, что первое время ему было непросто. Надо было научиться готовить еду, которую дети согласились бы есть, и понять, как совмещать их несовпадавшие жизненные ритмы: Иду надо было отвозить в детский сад на пару часов в день, а у малыша Ноа было свое расписание кормлений, сна и прогулок. Но самым сложным оказалось управление гневом. «Время от времени дети вызывали у меня массу негативных эмоций. Раздражение, разочарование, даже ярость. Подобные чувства я раньше практически никогда не испытывал — ни в отношениях с близкими, ни на работе, поэтому совершенно не был к этому готов. Сначала я очень испугался. Думал: „Боже, что это? Что я делаю не так?“ Но потом понял, что когда двое детей весь день сидят у меня на коленях и нет ни времени на себя, ни своего личного пространства, то уставать и раздражаться — нормально, казнить себя за это не надо. И я научился еще одной вещи: просить прощения. Пусть дети тогда еще не особо разговаривали, но если мне случалось вспылить, я брал их потом на руки, объяснял, что папа устал, и обязательно извинялся за свое поведение. Это было очень важное открытие для меня как отца: если я не прав, я должен быть мужчиной и признать это».