Пол Коллинз - Даже не ошибка

Ричардсон фанатично верил в цифры: свою старость этот одинокий метеоролог провел в размышлениях о продуктивном применении математики для решения задач психологии и геополитики. Математика, предполагал он, может и войны предотвратить. Эта чрезвычайно наивная уверенность мало соответствует хоть сколько-нибудь реалистичным представлениям о том, как живет мир. И уж совсем противоречит нашему восприятию того, как он живет. Но, в конце концов, были же попытки Джорджа Буля [58] Джордж Буль (1815–1864) — английский математик и логик. свести всю философию к математическим выражениям — и вот спустя столетие его работы нашли неожиданное продолжение.

Ну а что же Ричардсон? Безнадежной схеме огромного зала для людей-расчетчиков пришлось десятилетиями «лежать под сукном», прежде чем воплотиться в современных цифровых компьютерах. Его вычисления, как он и предсказывал, стали в современной метеорологии краеугольным камнем.

Генри Даргер все время думал о погоде, просто не мог о ней не думать. В «Истории моей жизни» после первых двухсот страниц все сметает торнадо: на следующих 4900 страницах описан разумный вихрь по имени Дружок-пирожок. Вместо того чтобы сетовать на Бога, мало доступного для его понимания, Даргер обрушивал свой гнев на мощный и капризный вихрь, созданный его собственным воображением. Бесконечная разрушительная воронка Дружка-пирожка неизбежно получала по заслугам за свои «противоестественные поступки» от героического метеоролога, выступавшего в роли обвинителя.

«Погода, — читаем у биографа Джона Мак-Грегора, — была главной и даже, как отмечали некоторые, единственной темой его разговоров».

Нет-нет, на основе этого интереса не вырастали никакие новые отношения, как можно было бы ожидать, и настоящий Генри Даргер оставался человеком крайне одиноким… почти. Был у него один друг: Вильям Шлодер, человек, занятый таким же неквалифицированым трудом, как и он сам. В свои выходные эти двое прогуливались в Линкольн-парке, вместе обедали, вполне друг друга понимая; на единственной существующей фотографии Даргера в молодом возрасте друзья запечатлены вместе на прогулке. Вильям, который всю жизнь прожил вместе с родителями или с сестрой, был, по-видимому, единственным человеком, имевшим много общего с Даргером, — этакий неврологический товарищ-попутчик. Они оставались друзьями до самой смерти Шлодера в 1959 году.

«Я одинок, — написал Даргер после смерти Шлодера в своем журнале. — С ним мне никогда не было скучно».

Был у Даргера один проект, ставший попыткой получить несколько более точные представления о столь непонятном и нечестном мире, окружавшем его. В канун нового 1957 года он начал вести дневник, озаглавленный так: «Отчеты о холодной и теплой погоде, о летней жаре и очаровании прохлады, о штормах, ясных и пасмурных днях — в противовес тому, что говорят предсказатели погоды, и в согласии с ними также». Заголовок, более подобающий XVIII веку; содержание же дневника отражает его в точности:

Вторник, 10 декабря 1963 года. Сегодня переменная облачность и холодно. Общее усиление облачности к вечеру. С 6 до 8 утра — 22 градуса, в полдень — 28, в 3 часа дня — 29 градусов. Западный, северо-западный ветер. В 8 вечера — 25 [59] Имеется в виду температурная шкала Фаренгейта; названные температуры соответствуют слабой отрицательной температуре по Цельсию. .

Это типичная запись погоды в Чикаго в течение дня: порой эти заметки эхолалично копировали сообщения из газет, а иногда содержали его собственные комментарии о погоде и критику вечно неправых метеорологов. Чтобы иметь полную картину температуры за сутки, он вставал ни свет ни заря, отмечал минимальную и максимальную дневные температуры, сравнивал свои показания с сообщениями о погоде. «Все прогнозы неправильные», — вполне характерная для него запись (от 11 ноября 1966 года).

Из работ Даргера ныне наиболее известно его изобразительное наследие и толстенные книги; погодные дневники, странные и непостижимые, известны намного меньше. Десять лет он добросовестно посвящал часть каждого дня исполнению своих дневниковых обязанностей, в результате чего получилось шесть заполненных тетрадок. Так ему удалось измерить погоду, перевести ее в цифры — при всей непредсказуемости ее проявлений. Веруя, он одновременно и боролся с Богом, в которого веровал; исходящая с небес погода — одно из явных свидетельств неустанных трудов Господа — подвергалась ежедневному измерению и анализу. Это оказалось вполне по силам бедному человеку в его бедной обители.