Алла Баркан: Ультрасовременный ребенок

© А. И. Баркан, 2014

© ООО «Издательство «Этерна» оформление, 2014

Мне было только восемнадцать, а может, не было и их… И я, подобно Гаргантюа, пыталась проглотить весь мир, не в силах насытиться его нескончаемыми соблазнами, наслаждаясь буквально всем – от зеркальных капелек росы, в которых преломлялась чистота всех утренних надежд, до манящего к планете Маленького принца, развевающегося как флаг-шатер над головой и трепещущего этим флагом неба, постоянно, как хамелеон, меняющего цвет – от зовущей в даль, за горизонт, голубой мечты до черноты невзначай пролитой кем-то туши…

Но… голубую мечту все чаще и чаще визажировали стаи продрогших серо-мышиных туч, а пролитую кем-то тушь подсвечивали светлячки мерцающих в ночи звезд… И это мерцание напоминало мне почему-то мерцание моей собственной, полной тайн и загадок, души, мерцание еще не обретшей своего истинного смысла, куда-то «бегущей по волнам» жизни, хоть я и топталась тогда еще только в дельте русла своей судьбы, не догадываясь о рукавах ее разветвления…

Это было удивительное время полета без крыльев, напоминающее цветы розового лотоса, раскрывающиеся на восходе солнца. Это было время встречи рассвета с журчащей ручейком, еще по-детски невинной душой. Это было время Надежды…

И вдруг в моей жизни появился Он… хотя раньше были только они.

Я училась на первом курсе медицинского института и мечтала стать детским врачом, несмотря на то что все мои знания о детях заключались тогда лишь в одной-единственной фразе, постоянно вдалбливаемой студентам на разных кафедрах педиатрического факультета, независимо от их профиля, авторитарно заявляющей, что ребенок – это «не взрослый в миниатюре»… Но кто, кто же он? Никто точно не знал, как, впрочем, не знаю и я до сих пор, ища всю свою жизнь этот ответ. А когда вдруг казалось – уже находила, он был неповторим, как мгновение жизни, исчезая из памяти вместе с мгновением, эфемерным, как вся наша жизнь.

Но тогда, но тогда…

У Него были глаза медового цвета. Во всяком случае, когда мне наконец удалось заглянуть в них, я увидела это. Не янтарного, а медового, хотя взгляд Его был совсем не медовым, а с каким-то привкусом горечи. И к нему невозможно было прилипнуть, даже чтобы поцеловаться зрачками. Нет, нет, нет, он не обещал никакого медового месяца со дня нашего знакомства, а был ускользающе-мимолетным, пролетевшим мимо меня, как счастье, которое я потом испытала, общаясь с Ним. Но все это было потом. А тогда, а тогда…

Я ощутила его полнейшее безразличие к моей собственной персоне, уже успевшей какими-то неведомыми мне, таинственными чарами притянуть к себе ему подобных, только более зрелых и опытных. И это заставило меня вновь обратить на себя его внимание посредством магии взглядов. Но на этот раз все оказалось напрасным. Он вообще больше не реагировал на меня, хотя я восторженно и шептала ему на ушко рождающиеся во мне слова:

Но он совершенно не думал о будущем, погруженный только в себя, отгороженный от меня, как забором, своей отрешенностью – бегством от собственной жизни, себя самого и от этой больничной палаты, в которой, казалось, даже потолки и стены были перебинтованы штукатуркой.

И тогда наконец я решилась… прижать нежное тельце к себе…

Ему было всего шесть-семь недель от роду. И все эти недели он лежал здесь, в больнице, никем не приласканный и никем не целованный, маленький зябнущий нежный комочек с продрогшим сердцем.

Я взяла его на руки, с трудом удержав, потому что он начал вдруг трепетать, словно лань, содрогаясь от собственных сердцебиений, превышающих скорость экспресса. Мне казалось, что он превратился весь в сердце. Оно, как оккупант, вытеснило в мгновение из него все другие органы и системы. Это было горящее сердце Данко.

Я боялась, что его безумный огонь просто спалит ребенка. А он трепетал… и дрожал как осиновый лист, хотя весь был укутан слоями пеленок, как закутан кочан капустными листьями.

Я взяла его на руки. Прижала к себе. А он, он… отшатнулся вдруг от меня, чуть не выпав из рук. Наши взгляды столкнулись, как фары двух летящих навстречу друг другу «мерседесов» с испорченными тормозами. Я едва удержалась сама, чтобы так же, как он, не отшатнуться… Он смотрел на меня, содрогаясь от… ужаса… содрогаясь от дикого ужаса, леденящего душу безумного ужаса, отвергая меня в своем негодовании… не скрывая свое крайнее изумление… Он не знал еще тайны магии наших рук, тайны прикосновений, человеческой нежности?! Он не знал, что такое Любовь… Он… боялся… боялся… Любви?!