Юрий Лигун: Илья Муромец и Сила небесная

– Мазила! Да кто ж так бьёт! Надо щёчкой, а ты носком! С двух метров!.. По пустым воротам!.. Эх!..

– Гусь, ну чего орать? У тебя тоже прошлый раз мяч в штангу срезался…

– Зато я уже два заколотил, так что не выделывайся, а то вообще с поля выгоню!

– Не выгонишь!

– Это почему?

– Потому что мяч заберу…

– Семякин, а ты жила!

– Кто жила?

– Ты жила!

– Я жила??? А чьим мячом мы весь прошлый год играли?

– Подумаешь, прошлый год… А в этом у Ножкина возьмём. Он сам говорил: надо – берите…

– Гол! Гол! Го-о-о-л!!!

– Гусь, кажется, нам забили…

– Опа-на! Точно! А всё из-за тебя, бокопор!

Илья Ножкин сидел возле окна и листал учебник истории. Он старался не слышать голосов, но это плохо получалось. Кричали громко, но без злости – радостно кричали. И было отчего: после долгой зимы наконец-то исчезли чёрные сугробы, высохла грязь, ветром сдуло мелкий мусор, а когда перевели время и вечер сразу отступил на час, старушки под предводительством бабушки Бабарыкиной дружно выползли на свою липовую скамейку. Хотя на самом деле скамейка была железной, просто стояла под липой. Липа тоже была старой, и казалось, что после зимы она уже не проснётся. Зато, когда на её чёрных ветках в одно утро проклюнулись почки, старушки радовались, как дети, а бабушка Бабарыкина даже слегка всплакнула, хотя всем сказала, что это ей ветром надуло глаз.

По календарю весна пришла давно, но по-настоящему она наступила именно сегодня, когда дворовая команда вышла на свой первый футбольный матч. День выдался солнечным и бодрым. Он наполнял людей доверху, как чай наполняет чашку, и согревал, и сластил, и кружил головы, и заставлял куда-то бежать и что-то делать.

Хотя, чему тут удивляться? Весна!

Тем более, что до неё ещё дожить надо с нашим паровым отоплением…

Народу на игру пришло много, правда, не того. Не было лучших забивал, а из того, что пришло, две нормальные команды никак не получались. Поэтому переросток Толик Гусев, по прозвищу Гусь, поступил по справедливости, то есть не совсем честно, да разве с ним поспоришь? В свою команду он взял владельца мяча – здоровенного третьеклассника Вовку Семякина, а в ворота поставил толстого Стаса. Это был сильный ход, потому что мимо Стаса попадали редко.

В другой команде играли мелкоклашки. Мелкоклашками Гусь называл всех, кто не дорос ему до пояса. Таких набралось человек семь, а то и восемь, хотя, скорее всего, девять. Точнее сосчитать было трудно, потому что мелкоклашки ни секунды не стояли на месте, а, словно лимонадные пузырьки, летали по полю и сильно кричали. Но громче всех кричал Жорик. По малолетству Жорика в игру не взяли, но из уважения к его папе, Поликарпу Николаевичу, который за свои деньги построил футбольную площадку, поставили за ворота подавать промазанные мячи.

Игра получалась долгой, потому что всё время прерывалась дружескими потасовками. Но на тумаки и подзатыльники мелкоклашки не обижались – трус не играет в футбол!

Постепенно подтянулись болельщики: папа Жорика Поликарп Николаевич (Жорика тут же перевели в защитники!), его водитель дядя Костя, колючий сантехник Ерёмушкин, пенсионер государственного значения Кошкис и дворничиха тётя Маша с новой метлой. Ещё за игрой следили хомяк Шуша, которого Нюра с Капой вынесли подышать воздухом, и семякинский пёс Бузька, похожий на мохнатого телёнка.

Шуша болел молча, зато Ерёмушкин и Бузька сильно шумели.

Илья Ножкин любил играть в футбол. У него даже был свой собственный мяч, который лежал на полу и сверкал полированным боком. Илья скосил глаза мимо истории и мысленно пнул мяч ногой.

«Эх!» – грустно подумал он и перевернул страницу.

Вообще-то, грустить Илья не любил, потому что с детства был очень весёлым. Мама рассказывала, что он начал смеяться ещё в роддоме, хотя там ничего смешного не было. А когда подрос, то смеялся уже так заразительно, что заражал всех окружающих.

Из-за этого у Ильи было миллион друзей, и чуть ли не каждый день появлялись новые. И тут не было ничего удивительного, потому что люди любят дружить с весёлыми: их, по крайней мере, утешать не надо, весёлые и сами кого хочешь утешат. Со многими из друзей он переписывался, потому что за свою недлинную жизнь успел пожить в трёх городах и двух посёлках. А всё потому, что его папа был военным строителем, и когда одна стройка заканчивалась, папу переводили на другую.