Валерий Гусев - Доктор воровских наук

– Сегодня Милку не доить! - распорядился доктор. - А утреннее молоко - мне в лабораторию, на анализ. А вы чего? - он повернулся к нам. - Простудились?

– Мы ведро принесли, - сказал я.

– Зачем нам ведро? - удивился доктор. - У нас своих полно.

– Это я им давала, - объяснила Ирина Петровна. - С яблоками. Еще возьмете? - Это она нас спросила.

Мы подумали и согласились.

– Только ведро верните, - опять напомнила она на прощанье.

Мы поблагодарили, попрощались и потащили ведро к своей любимой палатке.

Алешка был задумчив. Он машинально грыз яблоко за яблоком и о чем-то усиленно размышлял, даже лоб морщил.

Не зря папа говорит, что у Алешки какой-то там аналитический ум. Он, говорит папа, мыслит нестандартно. И делает всегда свои выводы - дикие, но симпатичные, как сказал Карлсон. Если, к примеру, прилетают птицы, то кто-то скажет: «Весна!», а Лешка подумает и скажет: «А может, их просто кто-то спугнул?» И чаще всего оказывается прав…

На самом краю деревни, из густых кустов, появилось вдруг на нашем пути непреодолимое препятствие. В виде козы Васьки. Она и не думала удирать в далекие леса.

Коза стояла посреди дороги в боксерской стойке. Или как бегун на старте. Голова опущена рогами вперед, ноги напряжены, хвостик подрагивает от предвкушения большого удовольствия.

Мы остановились и огляделись - где же ее хозяин, дед Степа? И не сразу заметили, что он сидит, свесив ноги, на толстой ветке придорожной ветлы. Дед болтал ногами - ветка поскрипывала - и хихикал, тоже очень довольный. Ну и Пеньки!

– Ща она вам задаст! - сказал дед. Ему Васька, видно, уже задала. - И скомандовал: - Фас!

Коза ринулась на нас, как камень из рогатки. Но Алешка не растерялся. Выбрал из ведра самое большое и крепкое яблоко, взвесил его в руке. И когда Васька, пыля копытами и азартно задрав хвост, приблизилась на хорошее расстояние, Алешка точно и смачно влепил ей в нахальный лоб, прямо между рогами, зеленое яблоко. Оно брызнуло во все стороны, словно взорвалось. А Васька, от неожиданности затормозив сразу всеми копытами, позорно вильнула в сторону и скрылась в кустах.

Хорошо еще, что Алешке в ведре яблоко попалось, а не чугунное ядро XVI века.

– Так ей и надо! - взвизгнул предатель-дед и так подскочил на ветке, что она треснула и рухнула на землю.

Справедливость восторжествовала!

Мы помогли деду выбраться из ветвей. Он оглядел себя, ощупал и остался доволен:

– Во грохнулся, да? Давно я так не падал.

Мы тоже подумали, что давно, лет шестьдесят, не меньше.

– И что с ей делать? - дед развел руками. - Продать, что ли?

– А вы ее к доктору сводите, - посоветовал я. - Пусть он ей какой-нибудь усмирительный укол сделает.

– Еще чего! - взвыл дед. - Она и так с придурью. Чего он ей там вколет? Еще лаять начнет! Или песни петь! Ну его, обойдемся. Яблочком-то угости, - попросил он Алешку.

По глазам братца я понял, что за такие шуточки он и впрямь с удовольствием угостил бы деда яблочком. Как и его козу. Прямо в лоб. С удобного расстояния… Но пожалел все-таки - то ли дедов лоб, то ли красивое яблоко.

Мы забрали ведро и постарались поскорее удрать из этих одичавших Пеньков с их лающими козами и поющими коровами.

– Добытчики явились! - провозгласил папа.

Они с дядей Федором занимались благоустройством нашего походного лагеря. Даже ямку для мусора выкопали. Похоже, что мы застряли здесь надолго. Потому что дядя Федор, поворчав под нос, сказал:

– Обратно в город ехать надо. Вкладыши купить.

– У меня их полно, - сказал Алешка.

– Откуда? - обрадовался дядя Федор. - Тащи!

Но вкладыши у Алешки оказались совсем не те. Дядя Федор имел в виду такие подшипники, а у Алешки были вкладыши-картинки от жвачек. Он их зачем-то собирал.

Дядя Федор поскреб макушку, вернул Алешке вкладыши и пошел к шоссе. А мы захватили удочки и отправились на пруд. Сейчас мы им покажем, как надо рыбу ловить. И какие мы добытчики.

Пруд был красивый. Обросший по берегам кустами. На той стороне его стояли стройные камыши и покачивали своими коричневыми головками. А на нашей стороне были устроены мостки из гнилых досок. Мы уселись на них, забросили удочки и замерли.

А пруд словно спал под солнцем. Даже в его береговых кустах не чирикали птицы. А над водой не висели стрекозы. И не плескались двухкилограммовые караси.

Все тут спало. И наши поплавки, с которых мы не сводили напряженных глаз, - тоже.

Мы просидели на пруду довольно долго. И ни один карась не сорвался с наших удочек. И ни один карась не шевельнул застывшие на гладкой воде поплавки.