Валерий Гусев - Под девятой сосной в чистом поле

Тишина. Тревога. Ожидание.

И тихий короткий свист.

Я помчался на него к дубу. Возле самого ствола стоял Алешка и держал что-то в руках. Я подошел вплотную и увидел, что это плотный бумажный конверт.

Алешка осторожно отогнул его клапан и вытащил небольшой плоский предмет, похожий на книгу. И в лунном свете глянул на нас Чудотворный образ. И казалось, что он сам светится таинственным сиянием.

Алешка любит эффекты.

– Жалко, Дим, что у нас ключей от церкви нет. Мы бы такой сюрприз батюшке устроили!

Может, хватит, хотелось мне сказать. Но Лешку разве остановишь!

– Представляешь, Дим, - мечтал он по дороге домой, - приходит завтра батюшка в церковь, а народная реликвия на своем месте! Он, Дим, в обморок от счастья как брякнется! Здорово, да?

– Смотря как брякнется, - осторожно возразил я. Хотя идея эта и мне показалась симпатичной.

Но Лешка не тот человек, который не стремится воплотить мечты в действительность. Сказку сделать былью. Уж очень ему захотелось, чтобы батюшка брякнулся от счастья. Задрав ноги.

– Пойдем к Савеличу, а? - пристал ко мне Алешка, вприпрыжку семенивший рядом. - Попросим у него ключ от засова и поставим икону на место.

Чтобы отвязаться, я сразу сказал:

– Это не так просто. Инструменты нужны.

– А Посошок, Дим? Я его уже перевоспитал. Он согласится. Морилочкой пройдет «отцеда доцеда». Позолоту положит. А, Дим? Ты ведь такой умный!

Эта наглая лесть меня сгубила.

– Пошли! - сказал я.

Мы разбудили Савелича. Сообщили ему радостную весть. Он всплеснул руками и достал из-под подушки ключи.

Мы разбудили Посошка. Он долго не мог понять, почему морилку и позолоту нужно «покласть» темной ночью. Потом дошло:

– А! Батюшке суприз. Лады, я согласный. Не знаю, конечно, какой он поп, а человек хороший. Отцеда и доцеда. Леха, вон за ставней баночки, забирай. Сделаем.

И сделали. Чуть начинало светать (солнце поднималось на востоке), а у нас уже все было готово. Посошок, утирая измазанное позолотой лицо, отступил на шаг от иконостаса, полюбовался.

– Как будто так и было!

По-моему, даже лучше, если глубоко задуматься.

– Пошли досыпать, - сказал Посошок.

Счастливый человек!

Только мы вошли в свой вагончик, только я рухнул на испуганно взвизгнувшую от неожиданности тахту, как Алешка сказал:

– Садись за стол, Дим. Показания будешь писать. Утром в прокуратуру пойдем.

– Сам пиши, - я решительно отвернулся к стенке.

– У меня, Дим, правильнописание хромает, - ответил он словами нашего любимого героя детства. - А это документ.

Да, «правильнописание» у Алешки живет по каким-то своим законам, очень далеким от законов грамматики.

– Что писать? - вздохнул я, садясь к столу и нещадно зевая.

– Пиши: «Соседскому прокурору Метелкину…» - Он заглянул в листок, примерился. - А чего это ты странно «прокурора» написал? Надо два «п» впереди. И два «р» в середине.

– Не лезь, - сказал я. - Не картавый заика пишет. Диктуй.

И мы написали длиннейшее обвинительное заключение. Рассказали все, что знали и что придумали. А к этому письму Алешка приложил «квадратные» записки, рюмки со следами вина, свой заслуженный ОРМ и зачем-то папин и мамин портреты, исполненные в стиле «символизма». Закатал все это в белую материю, на фоне которой Жорик снимал матушку Ольгу и в которую потом ее завернули.

– Вот, Дим, и все, - вздохнул Алешка. - Добавят сюда всякие экспертизы… и сбудется мечта писателя Марусина.

– Какая мечта?

– Ну, он же хотел, чтобы его охраняло государство. Пошли к прокурору.

Прокурор еще спал. Мы долго ждали, пока он проснется (минут пять, не меньше), а потом Алешка забарабанил ему в окно.

Окно распахнулось. Сонное лицо прокурора озарилось утренними лучами встававшего на востоке солнца.

– Что случилось? - во весь рот зевнув, спросил прокурор. - А… это вы… дети Шерлока Холмса.

– Возьмите, - сказал Алешка, кладя на подоконник сверток. - Обвинительное заключение по делу о хищении иконы в нашем храме и о похищении матушки.

– Вашей? - прокурор совсем проснулся.

– Нет. Батюшкиной.

Прокурор взвесил сверток в руке, подумал и сказал:

– Не возьму. Пока кирпичи не вернут, не возьму.

– Их вернули, - сказал я. - Только перенесите их во двор. А то опять кто-нибудь подберет.

– Вы поможете?

– Нам некогда, - сказали мы в точности как Полинка.

В тот же день к терему Марусина подъехал милицейский «уазик». И вскоре уехал. Вместе с Марусиным, который, похоже, поставил последнюю точку в своем криминальном творчестве. А Жорик удрал, прихватив с собой похищенные в церкви ценности - и Евангелие в футляре, и подсвечники, и наперсный крест. Удрал прямо из своего подвала самым настоящим подземным ходом.