Николай Ященко - С отцами вместе

Обращал на себя внимание и магазин с вывеской во всю длину крыши: «Клейман и Родовский». По соседству примостились аптека и пекарня. В самом конце Базарной стояла больница.

В разные стороны разбегались маленькие улицы и переулки. По ним жители поселка семь раз в неделю находили дорогу в монополку — так звали всегда открытую винную лавку. По воскресеньям работал кино-иллюзион Свербихина.

Западнее станции, как раз над паровозным депо, каким-то чудом держались на скалах побеленные халупы. Эта часть поселка называлась Порт-Артуром. На противоположном склоне горы приютился такой же маленький поселок — Чертов угол. Если от депо пойти к реке, то попадешь в Теребиловку. Отсюда через реку перекинут деревянный мост в Заречье, где живут Костя и его друзья. В Заречье пять-шесть улиц, одна из них растянулась по берегу версты на полторы. Тут, кроме закрытой лавки Макарова, есть небольшая «Торговля разными товарами Ф. С. Потехина».

На восток от станции расположились три острова — Большой, Малый и Хитрый. Но центр всей жизни — станция. В поселковые учреждения, на базар и в церковь жители Заречья, Теребиловки и трех островов ходили через станцию. На станции можно было посмотреть поезда, увидеть много незнакомых людей — пассажиров, среди них попадались даже иностранцы. Молодежь приходила к поездам, как на гуляние. Дети задерживались тут, идя в школу или возвращаясь из нее. На станции всегда было весело.

Костя прежде всего направился в депо. Здесь он бывал не раз, и всегда его поражали огромные двери, вернее, ворота старого кирпичного корпуса, в который заезжали на ремонт паровозы. Сейчас они были распахнуты. Высокий потолок в цехе представлял собой огромнейшую, разбитую на мелкие клетки раму. Стекла в ней давно закоптились и плохо пропускали свет. Посредине цеха во всю его длину тянулась ремонтная канава, на ней стоял без колес, на домкратах, зеленый пассажирский паровоз. Вдоль стен расположились станки, верстаки, какие-то ящики…

Обеденный гудок еще не скоро, но в цехе уже не слышно обычного шума и грохота. Мастеровые собирались группами, оживленно о чем-то беседовали. Лишь некоторые молча курили в стороне, не ввязываясь в разговор. У токарного станка стоял коренастый рабочий в суконной запачканной гимнастерке военного образца. Брюки и сапоги на нем были тоже солдатские. На зеленой фуражке виднелся след от снятой кокарды. Оглядывая окружающих, рабочий громко говорил:

— Туго приходится, потому и отступаем, товарищи! Слыхали, вчера Лазо объяснял? Оттуда, — он указал на запад, — напирают белые гады и чехи. Вот-вот к нам нагрянут. А там, — большим пальцем оратор потыкал через плечо на восток, — японцы в гости пожаловали, гостинцы заморские привезли! У нас под боком, в Маньчжурии, какой-то бандит атаман Семенов объявился, тоже на Советы прет. Видите, какая картина?!

Костя хотел пробраться ближе, но кто-то остановил за плечо.

— А ты куда, малец?

— Я к дяде Филе!

Рабочий в гимнастерке обернулся на голос.

— А, Константин Тимофеевич! Что скажешь?

Костя передал просьбу отца.

— Чаевать, что ли приглашаешь? — рабочий засмеялся. — Это можно! Чай пить — не дрова рубить! Приду!

На станционных путях Костя не увидел ни одного поезда. Только у самого вокзала, чуть попыхивая паром, маячил маневровый паровоз. У окна маневрушки сидел мрачный Храпчук. На Костино приветствие он кивнул головой. В зале ожидания пусто, даже буфет закрыт. Костя прошлепал босыми ногами по холодному каменному полу и вышел из вокзала. По лестнице поднялся на Набережную. У входа в школу столкнулся с учительницей. Пожилая, но очень подвижная, она легко спускалась с крыльца.

— Здравствуйте, Лидия Ивановна!

Учительница близоруко прищурила глаза.

— Здравствуй!.. Кравченко, кажется? Ты зачем? Когда начнем заниматься? Пока ничего неизвестно, дорогой мой! — она помолчала и, вздохнув, добавила: — Ничего, ничего неизвестно!

Лидия Ивановна быстро пошла, прижимая к груди стопку книг. Костя заметил, что на лице ее, уже тронутом морщинами, не было обычной улыбки.

Оглядев пустующую школу, Костя свернул на Базарную улицу. Китайские лавчонки и русские магазины были закрыты. Сапожник повесил на двери мастерской большой замок. Не хлопала и дверь парикмахерской. Поселок замер, притаился, опустел. Только ветер шуршал сухими листьями да завихривал пыль. Косте стало жутковато и неприятно. Какая-то женщина уселась на крыльцо парикмахерской, разложив пахнущие смолой кедровые шишки. У Кости в кармане была керенка. Он хотел купить шишку, но, увидев на дороге Веру, бросился к ней.