Павел Васильев - Веселыми и светлыми глазами

Сквозь облака прорвалось солнце. Часть поселка и лес залило светом.

И засияло, засветилось по лесному массиву, вспыхнула, засеребрилась река.

И будто радостней стало Глафире. Будто снова моложе и удачливей стала она.

Посидев, Глафира осторожно и медленно спустилась на землю.

Желтеет лесок. И паутинка уже летает. И потек подлисток. «Не поскользнулась бы Настька, теперь сыро будет. Запрещу сегодня же».

И вдруг Глафира увидела ее. Настька сидела на пеньке среди папоротника и задумчиво смотрела куда-то вверх, в небо. Глафира тоже взглянула туда и увидела стаю летящих гусей.

«Что это она шепчет?»

Глафира подкралась и услышала:

— Гуси-лебеди! Как хочется полететь куда-то, помчаться. Лететь и лететь! А что вы грустите и не поете, как все равно моя мама?

Глафира попятилась, выбралась из ельника и пошла через лес напрямик. Она шла, опустив длинные мускулистые руки, и долго еще слышала, как гуси сиротливо кричат в вышине.

Заспанный и лохматый, Сенька вышел из дома, сказал хмуро:

— Я вместо егеря. Батька в город уехал, а я вместо него.

Зябко поеживаясь от сырого утреннего холодка, взглянул в сторону озера.

Дом егеря стоял на высоком холме среди рыжих кривобоких сосен с жесткой, будто пластмассовой хвоей. Берег озера закрывали кусты, а сейчас ни кустов, ни воды не было видно. От озера, как из огромного котла, валил густой белый пар. Полз слоем, в метре от земли, добирался почти до самого крыльца.

— Вы один? — хриплым со сна голосом спросил Сенька у приезжего.

— Я — да. Но там еще какой-то гражданин сюда шел, возле лодок задержался.

— Документы есть?

Приезжий порылся в карманах пальто и достал паспорт.

«Снегов… Иван Захарович», — прочел Сенька.

— Где работаете?

— В Управлении милиции.

— А-а-а, — недоверчиво глянул на него Сенька. Казалось бы, ну и что такого — милиция. Однако лишь услышал Сенька это слово, сразу заволновался. «Пойти мамку разбудить, что ли?» — подумал тревожно.

— Чай будете пить? — спросил приезжего.

— Нет, спасибо. Если можно, дай поскорее лодку, а то и утреннюю зорьку пропущу. В кои-то веки выберешься. А тут как назло автобус в дороге поломался. Думал, вообще не попаду.

— Вы спускайтесь, я вас догоню, — сказал Сенька и побежал в дом за ключами от лодок.

Снегов шагнул на тропку и сразу же пропал в тумане, сбегая вниз, сами собой зашагали хромовые сапоги. Сенька догнал его только у озера, туман там лежал повыше, и по тропке шагало уже полчеловека. Сенька увидел второго приезжего. Тот стоял в лодке, со дна ее консервной банкой вычерпывал воду. Оглянувшись на шаги, распрямился и, будто давнему хорошему знакомому, весело крикнул Сеньке:

— Привет, хозяин! А я уже лодку подготавливаю.

И улыбнулся. Улыбнулся так, как Сенька, пожалуй, никогда еще и не видел: и лицом, и плечами, и руками — все у него улыбалось: шишечка подбородка, расширившийся нос, брови. Тщательно вытер руку и протянул ее Сеньке, знакомясь.

— Коровин, Степан Степанович, — долго держал Сенькину руку в своей. — Коровина Виктора Михайловича, надеюсь, знаешь, заслуженного артиста республики?

— Дядю Витю?

— Вот именно! А я его двоюродный брат. Виктор Михайлович сегодня занят, не смог приехать. Я по его рекомендации. Решил рыбешкой побаловаться. Не выгонишь?

— Пожалуйста! — немного смутился от такого вопроса Сенька. Артист Коровин был своим человеком в доме егеря. Он приезжал сюда постоянно, а иногда жил здесь по месяцу и больше. Его любили и уважали. Поэтому достаточно было назвать себя хотя бы знакомым Виктора Михайловича, чтобы быть принятым здесь.

Пока Сенька ходил за веслами, доставал из сарая якорь и спасательный круг, заметно посветлело. Вода стала более глубокой, туман поднялся еще выше и замер, зацепившись за кусты. По тропинке проковыляли домашние утки, поклонились озеру, попробовали воду, защелкали клювами: те-те-теплая.

Сенька немного постоял, наблюдая, как Снегов и Коровин устраивались в лодке. Спать ему больше не хотелось, и он решил тоже поехать на рыбалку. Снегов сел на весла, Коровин и Сенька — на корме. Коровин обнял Сеньку, положил ему на плечо руку.