Валерий Сибикин - Птичий полонез

– Дедушка, а что это они делали? – всё ещё заворожённый прошедшим зрелищем, спросил я.

– Муравьились.

– Как это муравьились?

– Видал, как они муравейник месили? Это они муравьёв злили. После спячки те не кусаются, а муравьиного лекарства у них много скопилось за зиму. Да ядрёное лекарство. Этим-то лекарством – муравьиной кислотой они и окатили рябую и её франта.

– У тетеревов, что ли, тоже радикулит? – удивился я.

– По весне у птиц уйма всяких паразитов: вши, пухоеды. Житья птицам не дают такие незваные гости. Худеют птицы поэтому, силы теряют. Как слабой мамаше яйца насиживать? Как птенцов выкармливать? Вот и приходят они к муравьям за лечением. От муравьиной кислоты у птиц вся эта нечисть гибнет. Чем не лесная санэпидстанция!

– Да как же они знают-то про такое лекарство?! – удивился я снова.

– Это, внучек, мы, люди, привыкли думать, – сказал дедушка, развязывая рюкзак и доставая из него банку для муравьёв, – что только мы и обладаем разумом. А на самом деле всё, что окружает нас, обладает своим разумом, который нужен и дереву, и травинке любой, и птице, и вот муравью. Не обладай они разумом, жизнь на Земле остановилась бы. Разумному человеку всегда и хочется присмотреться к тайнам да секретам всего живого. Присмотреться, да к своим нуждам и приспособить.

Волшебная палочка. Горевая Аня, 13 лет

– Тальничку бы нарезать для обихода, – сказал дедушка. – Пошёл талиновый сок. Прутья теперь гнуткие.

Дедушка поглядел на меня, и я понял по его взгляду, что он спрашивает: «Со мной пойдёшь или к друзьям побежишь?»

Конечно с дедушкой пойду! Потому что с ним мне всегда интересно.

Только вышли мы на улицу, Колька Соколов навстречу:

– Витька, а я за тобой! Пошли в лапту играть. Пацаны уже собрались все.

– Мы с дедушкой за тальниками. На Черемшанку. Пошли с нами! Можно ему, дедушка!?

– А то почему бы и нет. – Охотно согласился дедушка. – Лишним не станет.

– Чего я там не видал? – Колька презрительно сцвиркнул через плечо. – Тальники у реки. Зря только кёкрюк делал.

Идти по холмам, спуститься с них – и вот они тебе, тальники. Широко по Черемшанке разбежались. От земли пар восходит и колеблется. Взглянешь на солнце – оно будто играет, такое ясное, радостное. Тишина, и в ней тракторный гул будто завяз и барахтается. Да на совхозном птичнике петухи дурачатся:

«Кут-кута! Кута!» – заорут, а потом передразнивая трактор: «Куткут-кут-кут-кут-кууу-у-у-уд-ко-ко-о-о».

– Кто-то вон костёр развёл, – показал я дедушке на расплывшийся дым, когда мы уже собрались с холма спускаться к тальникам.

– Э-э, – помрачнел дедушка, напрягая глаза, – теперь чащобные птицы на гнездо садятся. За такие штуки уши драть мало. Ну как низовым палом возьмётся!

И мы стали спускаться с холма прямо на тот дым. Только что за чудеса? Чем ближе к согре мы подходим, тем дым от нас дальше. Я припустил бегом, далеко обогнал дедушку. И дым вроде как бегом от меня. Да всё меньше и меньше дыма становится. Тает. И вот уж совсем никакого дыма.

«Ведь был же, и дедушка видел», – недоумевал я, невесть как оказавшись среди уродливых деревец. Ветки у них корявые, гнутые, и с них лохматый мох свисает. Корни из земли повылезли, перепутались все, свились змеями, затаились и вот-вот зашипят на меня. А дальше по болоту повальня из патлатых кочек. Трава на них рыжая, жухлая, и талой водой книзу зачёсана. Ни дать, ни взять отрубленные головы, и все ко мне затылками составлены. Из кустов улогие пеньки как нечисть болотная выглядывают…

«Может, это нечисть и посоставила тут „отрубленные головы“, – полезло мне в голову. – Сам, наверно, Леший где-то рядом. И кикиморы. Это они меня и закружили, запутали… И дедушку не видно и не слышно». Тишина. Слышно как под моим пиджаком сердце заколотилось. Я попятился от страшного места.

И вдруг как расколется над головой: «Кьяв! Кь-я а-ввв!» И треск по кустам пошёл. Корни зашевелись, закорчились и потянулись со всех сторон ко мне. «Леший это», – понял я, и всего меня сковал ужас.

– Деда!!! – заорал я что было мочи, а с места с перепугу сойти не могу.

– Здесь я.

И вслед за треском кустов из них вышел ко мне дедушка, а над болотом залетала сова. Рыжая, в лохматых очках и лает:

«Кьяв! Кья-вввв!»

– У-у, ведьма, напугала как,.. – я понял, что всё нашло на меня от сказок прочитанных, от слышанных по селу рассказов. И мне неловко стало перед дедушкой. Корни-то… они оказались, как и везде в кустах бывает, самые обыкновенные, и мох такой же обычный. А «срубленные головы» вновь превратились в обычные болотные кочки, обросшие жухлой травой.