Сергей Цымбаленко - Жили-были мы с братом

Вижу – мальчишка, третьеклассник, плачет. Горько так.

– Ты чего? – спрашиваю.

Он молчит, отворачивается обиженно. А слезы все текут.

С трудом выяснил, что у него парни солдатский ремень отобрали, подарок брата. Вот сволочи!

Я сразу про свой вспомнил, даже проверил, на месте ли. Стараюсь не расставаться с ним, даже на ночь под подушку кладу. Если бы у меня ремень отобрать попробовали, я бы!..

– Идем, – говорю решительно, будто в холодную воду бросаюсь.

Малыш ведет меня во двор, а там трое парней, чуть младше меня. Один толстый, с красными отвислыми щеками. Если до драки дойдет, еще неизвестно, чем это кончится.

– Кто? – строго спрашиваю малыша.

Тот молчит.

– А ну, верните ему ремень! – как можно смелее требую я.

Кудрявый, с хитрыми глазками, ехидно так заявляет:

– Какой ремень? Мы ничего не брали. Разве это мы?

Мой подзащитный ни слова, побелел весь. Толстяк похлопал его по плечу и многообещающе улыбнулся:

– Разберемся. Ты только покажи, кто тебя обидел.

Мальчуган развернулся и побежал. Что делать? Растерянно посмотрел на ухмыляющихся парней и бросился следом.

– Постой! Куда ты, подожди минуточку!

Еле догнал. Малыш стоит, смотрит исподлобья, дескать, что привязался, только хуже из-за тебя.

Я молча снял Лешкин ремень, повесил ему на плечо и ушел, не оглядываясь. Обидно до слез. Чувствовал себя побитым и беспомощным, как тогда, когда пробовал пробежать пять километров. Опять дыхания не хватило.

Кто-то окликает меня. Верчу головой – никого.

– Вовка, я тут, наверху.

Это Витька Котенко, из нашего класса. Мы его Котиком зовем. Его окошко высоко, на пятом этаже. Здорово! Котик лег животом на подоконник. Под глазом у него здоровенный синяк. Он кричит:

– Ты что в школу не ходишь? Болеешь?

– Да. А тебе хорошо там, наверху?

– Чего хорошего? – морщится Витька. – Мать на улицу не пускает. И не удерешь, высоко.

– Опять подрался?

Витька в ответ вздыхает. Солидно молчим. Вид у побитого одноклассника жалкий. Надо его развеселить.

– Котик-обормотик.

Витька удивленно смотрит на меня, а я невозмутимо продолжаю:

– Котик-бегемотик.

– Т-ты что… обзываешься?

– Котька-Мотька.

– А ты… ты… – Витька смотрит по сторонам. – Столб, вот кто!

Он хохочет, но у меня-то в рифму:

– Котик-самолетик.

– Вовка… морковка!

Витька радуется, что у него получилось. Только куда ему со мной тягаться. Мы с братом раньше часто так «ругались».

– Котик-живоглотик. Котик-полиглотик.

Вовка хочет ответить, но могучая рука втаскивает его за чуб в комнату. Сердитая мамаша закрывает окно.

Я начинаю понимать преимущество своего дома. Из любого окна можно выбраться на волю, поэтому угнетение невозможно. Пропадет Витька.

Ура, кажется, я нашел себя! Марина Владимировна, которая была у Лешки классным руководителем и хотела, чтобы я стал ее помощником, на перемене подошла ко мне.

– Володя, выручай. Не могу справиться со своими мальчишками. Не хотят книги по литературе читать. Представляешь, «Овод» им не интересен. Я уж не говорю про «Печорина» и «Онегина». Ты когда-то обещал помогать.

Я все помнил. Мне Марина Владимировна еще больше нравится. Она у нас преподавала литературу и так читала стихи, будто сама их написала. Еще она ввела новшество – чтение по очереди тех произведений, которые мы проходим. Мне достался «Вишневый сад» Чехова. Я не мог понять, почему Антон Павлович назвал пьесу комедией. Жизнь у хороших людей рушится, а тут – комедия. Когда начал читать и класс заливался от хохота – понял. Особенно ребята смеялись над Шарлоттой Ивановной в моем исполнении, когда она говорит невпопад на ломанном русском языке: «А моя собака орехи кушает». Марина Владимировна сказала странные слова: «У тебя, Володя, есть актерские способности». Значит, не зря я на клоуна в детстве тренировался.

Что такое актерские способности, я плохо представлял. Однажды библиотекарь Светлана Ивановна решила с нами в четвертом классе «Петрушку-иностранца» Маршака поставить. Главной артисткой у нас после успеха на моем дне рождении была Нинка – ей роль Петрушки отдали. Долго не могли найти желающего сыграть Иностранца, потому что он купался в каком-то Обводном канале и у него брюки украли. Одним словом, нужно было на сцену в трусах выходить. Никто из мальчишек не соглашался. В конце концов Котик, ну, Витька Котенко, согласился: «А че такого?» Мне досталась роль отца Петрушки, потому что я точно изображал своего деда. Правда, сыграть ее и, возможно, с успехом, мне не удалось. В день спектакля не пришла Нинка, даже не помню, почему. Светлана Ивановна не знала, что делать. Тут я сказал, что знаю всего «Петрушку» наизусть. Спектакль, казалось, был спасен. Я бойко изображал Петрушку до тех пор, пока не забрался в большую картонную коробку с надписью «Мороженое». В темноте что-то со мной произошло – я забыл текст. После этого я с трудом, при громких подсказках библиотекарши, доиграл роль. Поэтому слова Марины Владимировны про актерские способности меня удивили. Еще необычней оказалось ее предложение. Учительница предложила мне поставить литературный спектакль с ее учениками. Я старше, с чувством юмора, ребятам со мной будет интересней, чем с учительницей.