Любовь Данилова - Герольд Морозовых владений

А Старейший тем временем углубился в чтение каких-то исписанных мелким, бисерным почерком листочков. На просвет на них и водяные знаки имелись – в виде снежинок, – заметил Егор, а вот что написано, понять не смог, хотя и близко сидел. Слишком почерк заковыристый или может быть даже язык какой-то особенный, секретный. Этого он ещё не знал. А как все узнать хочется!

– Егор, скажи по-честному, – от внезапного вопроса Старейшего он даже вздрогнул, – есть у тебя в голове какие-нибудь глупости или в характере слабости? Как сам-то думаешь? Хранители ведь не могут человеку вовнутрь заглянуть… – и добавил испытующе, – или заглядывали?

Егор совсем растерялся и даже не смог скрыть испуга:

– Нет, только снаружи!

– Ну вот. Снаружи—то не всё видно!

Егор смутился: а вдруг он хранителей подвёл? Может, они обязаны и вовнутрь заглядывать, когда кадры для Вотчины подбирают?

– Учусь я, в общем-то, не плохо, но не отличник, – Егор явно не знал, что сказать.

– А разве я об этом спрашивал? – приподнял густые седые брови Старейший. – Мне не очень-то важно, что о тебе другие думают. Мне важно, что сам о себе сказать можешь.

Егор совсем растерялся и смотрел на Деда недоумённо – он ведь о себе и говорил.

– Оценки-то тебе кто ставит?

– Учителя, – все ещё не понимая, ответил Егор.

– А ты им что ли подсказываешь, какую поставить? – взгляд Старейшего стал лукавым, голос весёлым.

– Не-е-ет. Они ведь сами ставят!

– Ну вот. Они сами ставят тебе оценку на основании того, что о тебе сами же и думают. Так что это не твое мнение, а их. Пора тебе, Егор, о себе и своё мнение иметь и самому себя оценивать научиться, – и добавил, подумав: – Так-то точнее будет! А теперь иди, погуляй. Тебя ещё на Совете Вотчины утвердить должны. Когда надо, позовут, – и Старейший снова углубился в чтение.

Егор вздохнул с облегчением. Выскочил из кабинета и только потом подумал, что не простившись. Секретарша Старейшего взглянула на него укоризненно, но промолчала. Дверь в кабинет никогда в присутствии Деда не закрывалась. Если кто-то и имеет право здесь делать замечания, так это только сам хозяин, а он явно не собирался.

Когда сюда только шёл, хотел Егор рассмотреть календарь на стене в приёмной – Дедушкин месяцеслов. Необычный он очень – колесо такое, и, наверно, если крутануть, что-то будет. А что – в этот раз узнать не судьба. Не очень-то огорчившись, Егор затопал вниз по лестнице – на первый этаж, а потом и ниже, туда, где написано «служебный выход». Ему уже можно. Он был почти утверждён, а значит – на службе. Промчавшись по длинному извилистому коридору, мимо множества дверей, за каждой из которых совершалась какая-то важная работа, Егор выскочил на улицу и ненадолго задумался: куда податься? Впервые за столько дней ему можно было не зубрить законы и указы, не читать всякие прочие глубокомысленные документы типа инструкции, как правильно обращаться с Морозной печатью. Надо же было кому-то такую написать! Если бы её не было, Егор бы и не догадался, что такой тяжёлой печатью очень удобно колоть грецкие орехи.

Ну что ж, на Тропу! Вы хотя бы один раз прошлись по тропинкам Вотчины не от начала до конца, а от конца – до начала? Ага, ну вот! Вот оно одно из преимуществ того, кто видит жизнь Вотчины каждый день и изнутри, а не иногда и снаружи! Да, кстати, я обещал про в-в-внучат смешную историю.

Дело было так. Как-то приехал Дед в городскую резиденцию. Встреча была торжественной. Ребят собралось видимо-невидимо. И туристы, и местные. А чтоб не толкались да друг другу ноги не отдавили, за порядком следили милиционеры. Выходит Дед Мороз из автобуса. Как раз в тот день он с гостем со своим из Лапландии – с Санта Клаусом – был. Выходят, приветствуют, руками машут, что бы все видели – и те, кто так далеко, что не слышно. Ну, ребята что, конечно, тоже любят руками помахать, покричать, весело ведь:

– Привет, Дед Мороз! Санта Клаусу наше почтение!

А милиционеры не машут, всё смотрят, как бы кто кому ноги не отдавил, и на лицах у них одно напряжение и никакой радости – сами понимаете, работа. А Деду Морозу, представьте, это не очень понравилось. Он уж сам к ним, к милиционерам, сердито обращается:

– Ну, а вы, в-в-внучата мне или не внучата? Почему не здороваетесь, руками не машете? – вздохнул даже: – Улыбок ваших тоже не вижу.

Тут уж все на милиционеров смотрят. Растерялись те, но как ведь – Дед все-таки. Заулыбались, оттаяли, хотя их никто и не замораживал. Даже руками задвигали и по-военному дружно, слаженно на одном дыхании ответили: