Зоя Воскресенская - Сердце матери

Идет сторож. Неумолчно и грозно стучит его колотушка, словно хочет разогнать всех воров на земле.

Подошел к бревенчатому дому, укрытому липами и зарослями бузины, зажал гайку в кулак, заглушил колотушку. Окна в доме плотно завешаны белыми занавесками, и весь дом по вечерам звенит музыкой. Музыка диковинная, а до самого сердца добирается, и хочется забросить свою колотушку в заросли бузины и стоять у окна всю ночь и слушать, слушать...

Мария Александровна сидит у старенького пианино. Взяли это пианино напрокат у местного купца. Стояло оно в купеческой гостиной, "к стене примкнуто", немое, беззвучное, служило вместо полки для всяких безделиц, на крышке его красовался тульский самовар.

...Спокойная, ласковая музыка, словно кто-то в тихий вечер поет у немолкнущего ручья, и чудится - ветер осторожно перебирает шероховатые, прямые, как струны, стволы высоких сосен.

Анна Ильинична прислушалась.

- Лунная соната... Мамочка играет для нас, чтобы нам спокойнее работалось, чтобы показать, что она занята и не требует нашего внимания.

Мария Ильинична оторвалась от шифровальной таблицы и вздохнула:

- Всегда для нас, всю жизнь для нас. И ничего для себя. Мне так больно сознавать, что мы не смогли ей обеспечить даже спокойную старость. Чего ей стоило пережить последний арест Володи! В восемьдесят лет ехать за мной сюда, в Вологду, в добровольную ссылку. Чем и когда мы отплатим за ее подвиг?

- Я всегда думаю, что мамочке пришлось в жизни труднее, чем нам, говорит Анна Ильинична. - Сколько одних дорог в тюрьмы она протоптала. Я как-то подсчитала - она пережила девятнадцать наших арестов. Недаром Володя говорит, что в тюрьме сидеть легче, чем стоять возле тюрьмы. Но будем надеяться, что это было последнее испытание для нее. Скоро кончится твоя ссылка... А Россия уже бурлит...

Большая народная беда разразилась над миром. Идет война. Каждый день, каждый час, каждую минуту кто-то гибнет на этой войне, становятся вдовами жены, сиротеют дети.

В стремительной опасности находился в первые дни войны Владимир Ильич. Война застала его на территории Австро-Венгрии, в деревне Поронино. По ложному доносу он был арестован австрийской полицией как агент царской России. В условиях военного времени ему угрожала смертная казнь.

Сестры решили не говорить об этом матери и крепились изо всех сил, не показывали виду.

Мария Александровна узнала сама из газет...

А вскоре царская Россия предприняла наступление против австро-венгерской армии, и Владимиру Ильичу грозила опасность стать пленником царской армии. Это означало верную гибель...

Но мать выдержала испытание этих двенадцати страшных дней.

Теперь Владимир Ильич в Швейцарии, в безопасности. А сердце матери щемит и болит за всех сыновей, что отправляются каждый день на эту бойню. Против войны восстали все ее дети: и Володя, и Аня, и Митя, и Маняша. Если бы ей было не восемьдесят лет, она, мать, тоже сумела бы сказать свое гневное слово против войны. Но иссякают силы. Годы дают себя знать.

Мать вкладывает свои думы в музыку. Чем она еще может поддержать своих дочерей?

А в соседней комнате Анна Ильинична и Мария Ильинична заняты важным делом. Они сидят и свертывают серые листки в маленькие тугие комочки, засовывают их в спичечные коробки. Эти большевистские листовки расскажут рабочим, крестьянам, солдатам и их женам, во имя чьих интересов ведется эта грабительская война. Газета "Правда" разгромлена царской полицией. Но партия ни на один день, ни на один час не теряет связи с народом. Растет горка коробок на столе. В них слова жгучей правды.

- Это для железнодорожных мастерских, - говорит Мария Ильинична и отодвигает груду коробок в сторону. - Теперь ты готовь для чугунолитейного завода, а я разберу и расшифрую почту, напишу письмо Володе.

Как хорошо спорится работа под музыку, какую силу и бодрость она вселяет!

...Звучит вступление к "Патетической" сонате Бетховена. Гневный голос человека, уверенного в своей правоте, уверенного в своей силе, пламенеет, крепнет. Мудрый голос оратора захватывает слушателей, зажигает их сердца.

В мелодию врывается стук, требовательный, грубый... Как хорошо знает мать этот стук в ночи! Он никогда не предвещал ничего хорошего. Свои, товарищи, стучат тихо, стучат условно в окно.

Встревоженное лицо Марии Ильиничны выглянуло из комнаты. Мать шепчет:

- Уничтожайте что можно, я их задержу.

На полуслове обрывается голос оратора в сонате, тонет в гуле гневных голосов, рушится как лавина, бушует как пламя большого пожара.