Парень сел рядом. По коже пробежал приятный нервный холодок.
Клумбы вокруг школы устилала опавшая листва и плоды каштанов, перегнивающие дикие яблоки и груши источали терпко-сладкий аромат. Светило мягкое солнце бабьего лета, и то ли от близости симпатичного парня, то ли от витавшего над школой своеобразного запаха осени – у меня слегка закружилась голова. Я не собиралась знакомиться, мне достаточно было этих удивительных молчаливых минут, проведенных с ним на одной лавочке.
Парень по привычке что-то листал в своем телефоне. Я притворялась, что читаю, а сама краем глаза рассматривала его лицо, впервые так близко. Темно-карие глаза, окаймленные тонкими усиками и бородкой губы, аккуратные волны густых кучерявых волос почти до плеч – он совсем не похож на русского, но и на нашего тоже. Кто же он?
– Ты случайно не из одиннадцатого «А»? – вдруг спросил он, повернув голову. Надеюсь, я достаточно быстро среагировала и отвела взгляд – чтобы он не воображал себе, что я на него пялюсь.
– Да, – ответила я, обрадовавшись поводу поговорить и при определенной доле везения выяснить, наконец, мучивший меня вопрос.
– Че там, у вас же уже закончились уроки?
– Да, я просто жду сестру.
– А Коляна небось опять к директору вызвали? Что-то долго его нет…
– Какого Коляна? Смирнова или… – фамилию новенького Коли я не запомнила.
– Дицмана, – подсказал парень. – Я его брат, если что.
Брат Коли Дицмана? Я недоуменно уставилась на этого педантичного симпатягу. Брат парня, который, едва переступив порог нашей школы, стал легендой? Того Коли, который таскал в чехле электрогитару, потому что после уроков репетировал с собственной рок-группой? Того самого, который носил ядовито-зеленые «Гриндерсы», а сегодня пришел выкрашенный в рыжий цвет с пятнами золотого блонда по всей голове? И кто заводил десять новых знакомств в день благодаря своему остроумию и дерзости? Они абсолютно не были похожи между собой ни внешне, ни в манере поведения.
Новоявленный Дицман-старший поймал мой удивленный взгляд.
– Сходства мало, правда? – усмехнулся он. – Мы – братья по отцу, а мамы разные. Так что он задерживается, ты не в курсе?
– А он у директора.
– Так я и знал! По поводу?
– По поводу волос.
Я прыснула со смеху, вспоминая реакцию каждого из учителей, когда они замечали Колин причесон.
– Побрился налысо? – нарочито ахнул Колин брат.
– Лучше бы побрился. Наш директор вряд ли оценит его старания.
– С ним одни проблемы, – вздохнул Дицман-старший. – Стоит отлучиться на пару дней – и очередной сюрприз.
– Такой возраст, – пожала плечами я и тут же упрекнула себя: как по-старушачьи это звучит!
– Меня Роберт зовут, кстати, – представился он.
– Луиза, – поддавшись действию погожего денька, я кокетливо взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. В глазах Роберта блеснул озорной огонек. Полметра осени между нами наполнялись чем-то вязким, тянувшим нас друг к другу, как растянутая жвачка для рук, чем-то неведомым, а потому опасным и одновременно желанным.
Я, наверно, успела бы досчитать до пяти или шести, когда он, наконец, произнес:
– Интересное имя. Не Лиза, а Луиза. Коротко можно звать тебя Лу.
– А тебя Роб?
– Или Боб.
– Редкое имя.
– Мама постаралась. Коляну больше повезло.
– А что это за фамилия Дицман? Кто ты по нации?
Это – «святой» вопрос, который я должна была задать парню прежде, чем строить глазки. Хотя я уже не тешила себя надеждой, что он окажется моим земляком, но все равно мне стало интересно.
– Фамилия еврейская, – ответил Роберт. – Тут такое запутанное дело. Видишь ли, папа мой – еврей, а мама – русская. Но евреи ведут национальность по матери, так что по папе я – русский, а по маме – еврей.
Я вежливо улыбнулась, а про себя подумала: «Ва Дел, еврей! Хуже не придумаешь. Вот невезуха!».
Положа руку на сердце, признаюсь, что когда Роберт ко мне подсел, я надеялась, что он окажется чеченцем, и я смогу с ним общаться. Когда он представился, я надеялась, что он окажется кавказцем, и, возможно, это сойдет мне с рук… хотя вряд ли… но вдруг… А вот русский еврей!.. Теперь шансов – НОЛЬ. Даже минус сто. И думать не стоит!
– Ты – антисемитка? – Роберт заметил мое напряжение. От него ничего невозможно скрыть. – Скинша? Или как там это называется…
– Нет-нет, – поспешно ответила я. – Просто не знала, что у евреев все… э-э-э… так сложно.
Вроде выкрутилась. А зачем? Не проще было сказать «Да» и уйти, выбросить эту дурь из головы. Если нет никаких перспектив, к чему вообще пытаться что-то изобразить?
Читать дальше