Мария Мартова - Правдивые сказки

Девушка была необыкновенно красива и совсем еще молода. Высокая, стройная, она, казалось, была создана для легкого воздушного танца. Тонкими были ее руки и пальцы, которыми она поправляла упрямый локон черных густых волос, спадающих на лицо. Лицо… Какое чудесное было оно! Будто точеное, с правильными изящными чертами, слегка поджатыми тонкими губами и огромными карими глазами. В бездонной глубине этих темных глаз, под длинными бархатными ресницами таилась тихая грусть и загадочная задумчивость. Неужели, и ее душа тоже страдала и о чем-то сожалела? Но разве могло быть иначе в этом охваченном печалью осеннем парке?

Проходя мимо картины, она на мгновенье остановилась, мельком глянула на нее и задумалась еще больше, как будто пейзаж что-то напомнил ей. Темные ресницы опустились, на лбу обозначилась глубокая складка. Она бросила взгляд на старика, взгляд пустой, ничего не значащий, и быстро пошла прочь, звонко цокая каблучками. А художник продолжал стоять, ничего не видя и не слыша, пока густой сумрак не окутал пространство.

Ночью, уже заснув, сквозь томившую дремоту листья вспомнили, что когда-то видели эту девушку в лиловом плаще. Но когда, с кем и при каких обстоятельствах?..

Стояли последние дни золотой осени. На прощанье солнцу захотелось снова блеснуть радостным светом своих не иссякших еще лучей, и оно щедро золотило листья в эти короткие октябрьские дни. Художник неизменно приходил сюда, вглядывался в меняющиеся очертания деревьев и кустов, слушал музыку пианиста и шорох листопада, продолжая неустанно рисовать. Буйство красок горело на его полотне, листья неистово кружились в вихре волнующего вальса. Кажется, картина давно закончена. Но автору все время чего-то недоставало. Он то и дело добавлял по каплям какой-нибудь штрих и все еще не находил удовлетворения от созданного.

Вдруг внезапное озарение нахлынуло на истерзанную душу художника. Он стал быстро и иступленно работать. И вот на полотне прибавилась одна замечательная деталь – пара, танцующая на сцене. Девушка и юноша кружились в вальсе среди падающих осенних листьев. Сама музыка, срываясь с клавиш рояля, звучала на картине. Музыка осеннего вальса.

И это была та самая девушка в лиловом плаще, разглядывавшая когда-то картину. Безусловно, она, листья не могли ошибиться. Хотя на полотне она в другом наряде – в белоснежном бальном платье, перехваченном алым поясом. Все такая же красивая и чарующая. Непослушные волосы от быстрых движений развеваются, легкий румянец покрывает тонкую кожу щек.

Она глядит прямо в лицо партнеру и чего-то говорит: неслышимые слова будто слетают с приоткрытых губ. Говорит она, вероятно, о чем-то очень важном, потому что взгляд, несмотря на восторженный блеск, кажется взволнованным, тревожным.

Юноша под стать ей. Высокий и стройный, в строгом черном костюме, в лаковых туфлях, весь подтянутый и грациозный, он плавно ведет по кругу свою даму, поддерживая за талию. Все в нем – и стан, и широкие плечи, и золотистые вьющиеся волосы – говорит о замечательной красоте танцора. Однако об этом можно только догадываться, потому что, как ни странно, запечатлен он к зрителям спиной. Конечно же, так не создают портреты. В чем же тут загадка?

Может быть, сам юноша не желал быть увиденным или узнанным или же был так увлечен партнершей, что даже на миг не мог оторвать от нее взгляда, боясь пропустить что-то очень важное. Кажется, он пристально глядит ей в глаза и страстно внимает ей.

О чем были слова девушки и кто этот загадочный незнакомец, деревья не знали. Тайну эту вместе со свернутым полотном унес с собой старый художник и больше уже ни разу не появлялся на аллеях парка.

Погожие дни больше не возвращались. Подули ветра, заморосили дожди. Опустела танцевальная площадка, рабочие вынесли рояль со сцены, и унылая тишина вступила в свои права.

Так все проходит. Жизнь заканчивается, и осень, и музыка, и танец. Последний кленовый лист, побуревший от холода и сырости, дрожа и плача, срывается с ветки. Ему уже недостает сил удержаться на дереве. Он медленно, не кружась и не танцуя, падает вниз. Но наскакивает злой ветер, подхватывает беднягу и уносит в сторону. Безжизненный, он опускается на холодный камень дороги прямо к чьим-то ногам.

– Упал последний лист – пропала последняя надежда, – услышал над собой он грустный женский голос, показавшийся ему знакомым.

В этот момент теплая нежная рука подобрала его и поднесла к большим карим глазам, наполненным слезами. Это была та самая незнакомка с картины – то же лицо, глаза, тот же лиловый плащ… только очень много грусти во взгляде и скорби, а на голове – черный траурный платок.