Борис Житков: Компас

А на такой барже никакого жилья не бывает, никаких дедов, и всякий гаванский человек это знает.

А я гребу и кричу ворчливо:

- Какого деда? До Опанаса, на баржу, - и протискиваю туз между баржой и пароходом.

Сережка окликает:

- Опанас! Опанас!

С парохода помогают:

- Дедушка, к вам приехали!

Залез я на баржу, с борта прыгнул на уголь и пошел в нос. А нос палубой прикрыт.

И говорю громко:

- Дедушка, дедушка, это мы. Какой вы, к черту, сторож! Вас палкой не поднять, - и шевелю уголь ногой.

Смотрю - и Сережка лезет ко мне.

Чиркнул спичку. А я стариковским голосом шамкаю:

- Та не жгите огня, пожару наделаете, шут с вами.

Сережка, дурак, смеется. А с парохода говорят:

- Да, да, не зажигайте спичек, мы вам фонарь сейчас дадим.

И затопали по палубе.

Сережка говорит мне:

- А дурак ты, дедушка, ей-богу, дурак!

Я выглянул из-под палубы. Смотрю, уже фонарь волокут.

Я скорей к ним.

К мокрому белью уголь пристал - самый подходящий вид у меня сделался, это я уже при фонаре заметил.

Сидим мы с фонарем под палубой и вполголоса беседуем.

Я все шамкаю.

- Лезь, - шепчет Серега, - в туз, а как уйдут с борта - стукни чуть веслом в борт.

Я полез в туз.

Вдруг Серега громко говорит:

- Так вода, говоришь, у тебя в носу оставлена, дедушка?

А я знаю, что он один там, и отвечаю из туза:

- В носу, в носу вода!

- Так заткни, чтоб не вытекла! Не тебя спрашивают, - говорит Серега.

На борту засмеялись. А Серега зашагал по углю в корму. Потом вернулся. Опять прошел на корму, и все смолкло.

Смотрю - один только человек остался у борта.

- Эй, - говорит, - фонарь-то потом верните.

И отошел. Стало тихо.

Я подождал минут пять и стукнул веслом в баржу.

Бережно, но четко: стук!

И тут заколотилось у меня сердце.

Я прислушивался во все уши, но, кроме сердца своего, ничего не слыхал.

Глянул вверх - через щели в барже светит фонарь.

Прошел человек по палубе.

Перегнулся через борт и спрашивает, как начальник:

- Это что за лодка?

А я чувствую, что скажу слово - голос сорвется. Молчу.

Он опять. Крикнул уже:

- Что это за лодка? Эй, ты!

Тут ему кто-то из ихних ответил:

- Это сюда, на баржу, к старику, свои приехали.

- Ага, - говорит и отошел.

Опять стало тихо. Я уж вверх не гляжу, смотрю по борту парохода.

Вдруг что-то вниз ползет серое по черному борту.

Я замер. Дошло до воды - стало.

Мешок.

Вся сила ко мне вернулась.

Не брякнул я, не стукнул. Протянулся тузом по борту вперед, ухватил мешок - здорово тяжелый - и осторожно опустил в туз.

В это время туз качнуло; глянул - Сережка уже стоит на корме.

Он по той же веревке слез, на которой и мешок опустил.

Я взялся за весла и стал потихоньку прогребаться вперед.

В это время с парохода кто-то крикнул:

- Эй, дед, фонарь давай! Заснул?

И мы слыхали, как кто-то спрыгнул на баржу.

Я чуть приналег посильнее.

Фонарь стал метаться по барже.

На пароходе закричали, заголосили.

Бах, бах! - щелкнули два выстрела.

- Эх, навались!

Мы уже огибали мол.

Сережка оглянулся и сказал:

- Шлюпка за нами - навались!

Я рванул раз, два - и правое весло треснуло, я повалился с банки.

Вскочил, смотрю - Сережка гребет по-индейски обломком весла; как он успел на таком ходу ухватить обезьяньей хваткой обломок весла - до сих пор не пойму.

Мы завернули за мол в темную полосу под стенкой и забились между большим пароходом и пристанью, как таракан в щель.

Мы видели, как из-за мола вылетела белая шлюпка.

Гребли четверо. Гребли вразброд, бестолково.

Орали и стреляли.

Через полчаса мы прокрались под стенкой к своей пристани.

Наутро пришли мы с Серегой на бульвар.

Еще пуще раздымился "Юпитер".

- Снимается, снимается анафема, - говорит Тищенко. - Капитан там аккуратист - все уж в порядке.

А тут сбоку подбавляют:

- Лиха беда начать - все пароходы вылезут. Наберут арапов, охрану поставят - и айда. Завязывай!

Тут какой-то вскочил на скамейку и начал:

- Товарищи! Не надо паники. Сотня арапов весны не делает, - и пошел и пошел.

А мы с Сережкой переглядываемся.

Снялся "Юпитер". Вышел из порта.

Ну, думаю, через полчаса пойдет капитан курс давать, глянет в путевой компас...

Погудел народ и приуныл. Сели на землю и трут затылки шапками. Всем досада.

Мы с Сережкой ушли, так никому и слова не сказали.

Зашли в трактир, чаем пополоскались.

Дружина прошла строем, что на охране парохода была.

Серьезно идут, волками по сторонам смотрят.