Мария Токарева - Сны Эйлиса. Книга II

– Здравствуй, друг, – стараясь сохранять твердость голоса начал примирительным тоном Сумеречный, сцепляя руки, но не закрываясь ими.

– Ты мне не друг, здоровья тебе не пожелаю, – обернулся Раджед, в его горящих глазах отпечаталась нескрываемая ненависть. Сумеречный отступил на шаг, чувствуя, как камень на сердце делается тяжелее. Одно дело где-то в других мирах слушать в общем гомоне отголоски чьей-то неприязни, и совсем иное – предстать друг напротив друга. Алчные дети Эйлиса – чародеи в башнях – не желали слушать ни слов примирения, ни предупреждений, ни иных советов.

Сумеречный тонул в растерянности и неуверенно подбирал слова для невозможного в сложившейся ситуации разговора. Веселые шутки не спасли бы, легкие подколки тем более. В который раз страж убеждался, как бесполезны все его знания и сила, ведь они за две тысячи лет так и не научили находить верных слов поддержки и объяснения.

– А я вот пришел… на скрипке сыграть, – нарочно беззаботным тоном ответил Сумеречный, вжимая голову в плечи. Нет тяжелее встречи, когда один все еще верит в их почти братские чувства, а другой уже навесил ярлык врага.

– Только не надо в моей башне, – повелительным тоном прошипел Раджед. Все в нем буквально клокотало от рвавшихся наружу противоречивых чувств. Прошло достаточно времени, чтобы понять: Софья не вернется, а собственная магия не в силах починить разбитое зеркало. И ни в ком не удавалось найти поддержки, чтобы хоть как-то выплеснуть эту бурю, эту великую боль, этот уязвленный эгоизм.

– Я-то думал, мы дуэтом сыграем Моцарта. Я – на скрипке, ты – на альте, как обычно, – успокаивающе говорил Сумеречный, но нервно запинался, потому что и сам прекрасно понимал, что представление идет ужасно. Да, он вмешался в самый неподходящий момент, когда Раджед предполагал вкусить сладкий мед победы, да, не так ожидал льор защитить Софью, не столь бескорыстной ценой.

– Да что ты говоришь? Прямо так и думал? – Чародей дрожал от гнева, порывисто негромко отрезав: – Будь ты проклят! Будь ты еще сотню раз проклят своим даром! Ты разрушил все, что я так упрямо выстраивал.

Слова пронзали вернее меча. Сумеречный сжал кулаки, напористо приближаясь, поддерживаемый сознанием своей правоты:

– А что я разрушил? Не позволил тебе заполучить очередную куколку? Разрешил остаться ей личностью? Сберег тебя от очередной душевной пустоты? Ты не янтарь, а полая порода, раз не понимаешь этого.

Прорывалась сущность стража, это всепоглощающее желание всех поучать, всем советовать. А ведь сам-то совершенно запутался, особенно когда стоял напротив потерянного от ярости Раджеда.

– София не со мной! Вот что я понимаю! И ты заблокировал портал! – восклицал, как в экстазе, льор. Он почти выл, точно раненый зверь.

– Для твоего же блага! – убеждал отчаянно Эльф, ведь он пообещал и Соне защитить ее. Но сколько же боли отразилось в золотистых глазах чародея, будто вся вселенная опрокинула в них юдоль скорбей. Казалось, если бы прямо в тот миг доставить мановением чуда Софью, то всем бедам вмиг настал конец. Если бы Сумеречный обладал только силой, то так бы он и поступил, но знание твердило ему и твердило: «Еще не время». И он терпел словесные побои.

– Хочешь объяснить это опять высшей целью? Ты лишил меня моей добычи! – прорычал Раджед, точно слова ему подсказывали львы с массивных кованых замков и чеканки дверей.

– Вот как ты ее называешь, да? – возмутился Эльф. – Вот за это и лишил! Она этого не заслужила, а сам ты бродишь в тумане своего гнева.

Раджед отвернулся, зажмурившись, прерывисто дыша, точно в порыве рыданий, но глаза оставались сухими и ясными.

– Гнева… Гнев не на нее. Нет, она… она действительно не заслужила. Добыча… что я говорю… – Голос его стал спокойным, тоскующим, но вновь окрасился тонами ярости: – Гнев на тебя! Может, она бы вернулась! Сама!

– Кому суждено вернуться, тот вернется. А кто похищен, того тянет домой. – Сумеречный выпрямился, радуясь, что его все-таки слушают.

– Опять загадки? Где же истина в этом лабиринте сплетенной лжи? Она вернется? Эльф! Проклятый предатель, Эльф!

– Не знаю! Я уже ничего не знаю в вашем мире! Знаю, как было неправильно, то исправил по мере сил. Остальное – за вами, – отозвался Сумеречный издерганно. Он прибыл поговорить, но вновь от него требовали однозначных ответов, точно от гадалки, с той лишь разницей, что его прогнозы сбывались с катастрофической точностью.

Они замолчали, точно все слова мира иссякли, источник звуков задавил колоссальный валун безмолвия, иссякли ключи недомолвок и робкие дождевые капли понимания. Наставала великая засуха молчания, от которой почва душ покрывалась трещинами, точно просторы Эйлиса.