Ольга Йокай - Неси кольцо!

Но теперь все-все по-другому. Мама приезжает раз в год, она тоже купец, только тащит на себе не ладью, а баулы, а в школу Кир пойдет этой осенью не в городе, а в селе.

3.

Они тогда долго ехали на электричке, потом шли через поле – и в итоге оказались в доме бабы Розы. Егор сказал, что это двоюродная мамина тетя… как-то так… и теперь они будут здесь жить. Седая старуха в надвинутом на лоб платке стояла у калитки, исподлобья рассматривала жмущихся друг к другу мальчишек.

– Дожили! – пожевала поджатыми морщинистыми губами. – Вроде и войны нет, а сироты при живых родителях!

– Есть война! – пискнул из-под руки брата Кир. В нем некстати взыграл дух противоречия. – В Югославии и в Чечне. И еще белый дом стал черным. Я по телевизору видел!

– Кирка, заткнись! – шикнул на него Егор, сердито дернул за рукав болоневой курточки.

– Ишь! Какой политически грамотный выискался! Подкованный малец! – раздался за спиной надтреснутый старческий голос.

Кирилл обернулся на звук и увидел козла. Дымчато-серый, он тряс роскошной бородой, ехидно косил желтым глазом с узким зрачком, но больше никаких комментариев не отпускал. Напротив – начал пятиться в кусты полыни.

– Не боись, малец, Маврик не бодучий! – козла за веревку тянул сухенький старичок, несмотря на весеннюю теплынь одетый в телогрейку и шапку-ушанку, растоптанные валенки. Из кармана торчало горлышко бутылки, заткнутое газетным комком. Борода у старичка была не чета козлиной – жиденькая, свалявшаяся, зато брови, неожиданно кустистые, свисали прямо на глаза.

– Интересно, почему Маврик? – удивленно хмыкнул Егор. – Мавры же черные!

– А он не мавр, – хитровато подмигнул ему дед. – А Мавроди. Потому как прохвост! – со значением поднял темный узловатый палец и кому-то погрозил. – Это откель такие умники взялись? Внучата твои, штоль, Потаповна? – обратился он к старухе.

– Иии… какие там мои! – из груди бабы Розы вырвался протяжный вздох. – Мои на погосте все лежат, ты же знаешь, Митрич. Так… седьмая вода на киселе со стороны покойного мужа.

– Все равно родня! – радостно заключил дед, Маврик согласно закивал рогатой башкой, почесался боком о столбик калитки. – За это и выпить не грех! Давай, Потаповна, не жмись! Топи внукам баню, накрывай на стол… и мне стопочку… по такому случаю!

– Я те налью! Я те так налью! – старуха вскинулась было, но тут же обреченно махнула рукой. – Проходите… чего уж тут. И ты проходи, старый хрыч. Козла свово ток поодаль привяжи, неча его орехами двор мне изгваздывать…

4.

Так и прижились. Сажали и окучивали картошку, собирали щавель, бегали на реку купаться. В сарае раскопали старый велосипед и на нем покоряли окрестности. Егор только-только прочел Дон Кихота и иначе как Россинантом эту синюю двухколесную клячу не называл. Кир к велику относился более трепетно – переименовал в Росю.

Вот и теперь – младший на багажнике, старший в седле, братья Васильченко несутся во весь опор по проселочной дороге.

– Когда баба Роза посылает меня на велике за хлебом в сельмаг, я привязываю батон к раме! – Егор на удивление похоже изобразил голос из рекламы. – Хлеб и рама! Созданы друг для друга! – это уже хором.

Метелки ковыля щекочут голые икры, стрекочут кузнечики, верный конь Роська со звоном подрыгивает, грозя рассыпаться. Сейчас дорога пойдет под уклон – и можно будет отпустить поводья, дать шенкелей – и нестись с горы во весь опор. Так, что аж дух захватывает! Кир даже взвизгивает от восторга: хоть и страшно – а здорово!

Бешеная скачка замедляется лишь у самого моста через реку. Дальше начинается лес, загадочный и тенистый, окутывает грибным влажным запахом. Грунтовка постепенно превращается в две полузаросшие колеи. До заветного малинника остается всего ничего, как вдруг дорогу перегораживают два воина в кольчугах и с алебардами наперевес.

Егор от неожиданности резко тормозит – рывком крутит педали назад, – но в самый неподходящий момент цепь слетает. Кир только и успевает, что отчаянно вцепиться в сиденье. Вывернув руль, брат направляет Роську в кусты, чтобы избежать столкновения с людьми, – и врезается в ствол старого дуба, – оба всадника летят кубарем. И когда встают, отряхивая с себя колючки и лесной сор, то понимают, что произошла катастрофа: переднее роськино колесо согнуто в восьмерку, на лбу Егора набухает багровый шишак, но хуже всего – разорванные шорты. За них баба Роза точно спасибо не скажет. В носу предательски щиплет, горло сжимается… Но едва только Кир собирается зареветь, как над ними склоняются воины, торопливо стаскивая с себя шлемы.