Марина Тараненко - Осколки. Возьми меня за руку. Любовь по чертежам

Есть не скажу что очень уж хочется, но рот наполняется слюной.

Наверное, надо слить макароны, потом переложить их на сковородку, пожарить. Но возиться лень.

Беру кусок хлеба, кладу на него котлету, наливаю чай. Сажусь за стол, жую. Пробую разложить мысли по полочкам.

Кто-то усиленно замазывает серой краской мир за окном, широкими плотными мазками рисует тучи на небе, не замечая – в упоении, смахивает солнце. Оно падает-падает, проваливается за край.

Голые ветки деревьев раскачиваются от ветра и пытаются смести всю эту мрачноту, а получается – только сильнее развозят. Еще и дырок случайно понаделали, и в них начинает просачиваться ночь. А бутер с котлетой – ничего так. Практически те же макароны. И это, похоже, действительно правда – то, что недавно произошло. Но я никак не могу себя с ним соединить. Словно оно тоже за окном и я наблюдаю со стороны, не могу проникнуться и окончательно убедиться не могу.

Отмываю в раковине ставшие маслеными пальцы, споласкиваю чашку, иду в свою комнату и там сразу хватаюсь за телефон. Потому что он горестно вздыхает, сигнализируя об очередном оповещении. Их накопилась целая куча – Вишня желает общаться. Настрочила уже везде где могла.

Вишня – моя одноклассница и лучшая подруга. Вообще-то по-настоящему ее зовут Маша Вишнякова. Вполне адекватное имя. Но у нас в классе три Маши и, чтобы сразу становилось понятно, о какой из них идет речь, обычно используют фамилии. А для удобства их сокращают. Вот моя Маша и превратилась в Вишню, и ей даже понравилось.

Она теперь так и представляется, а кое-кто даже не сомневается, что это ее реальное имя. Есть же в штатах Хэлли Берри. Так почему у нас не быть Вишне? Некоторых родителей и круче заносит с именами для их детишек.

Начинается все прозаически: «Ты геометрию сделала? Скинь. Пожалуйста!!!» Дальше проникновенная история с оправданиями: «А то маме крышу сорвало. Евгеша ей наябедничала. Типа учителя жалуются, что я домашку не делаю. Особенно математичка. И мама угрожает, что станет мои тетради проверять. Скинь. Я перепишу и ей подсуну, чтоб отвязалась. А то она скоро припрется. Опять начнет мозг выносить».

Отвечаю: «Я еще не делала. Лень было».

Вишня строчит: «Ну сделай. Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!» Прямо слышу, как она это произносит, скороговоркой, делая большие круглые глаза, страдальчески выгибая брови и складывая ладони в умоляющем жесте.

«Жди. Сейчас».

Открываю учебник, нахожу нужные номера. Ерунда же. И чего Вишня тупит? Давно бы сама решила.

Фотографирую готовое задание и пересылаю ей. Вишня засыпает меня сердечками и воздушными поцелуями. Пропадает на время – переписывает. А потом снова выдает сообщение за сообщением.

Просто болтаем. У Вишни обычно две темы: или терки с родителями, или Сашечка. У меня уже сформировался набор универсальных ответов на все ее восклицания. Набиваю их, не задумываясь, и после каждой фразы хочется приписать: «А от нас папа ушел» – и посмотреть, что скажет Вишня. Но так и не решаюсь.

Почему-то думаю, что она даже не заметит, скользнет взглядом и не поймет, о чем речь, или решит, что я прикалываюсь, будет дальше рассказывать про свои страдания.

Наверное, и правильно. И мне не стоит заморачиваться. Ну что на самом деле за «Санта-Барбара?» Не мог папа так.

Первая любовь, еще со школы? Да ведь с тех пор прошло жуть сколько лет. Не верю. Не сомневаюсь, что он вернется. Прямо сегодня. Погуляет, выветрит обиды и вернется. Старательно отгоняю мысли про большой чемодан, который исчез из прихожей.

Когда ложусь спать, папы еще нет. Ну и что? Он не маленький, ему разрешается бродить по темноте.

Ворочаюсь с боку на бок и прислушиваюсь. В любой момент может звякнуть ключ в замке. Лифт шумит. Вот сейчас обязательно хлопнет дверь на площадке. Или в следующий раз.

Чувствую, что вырубаюсь, и встревоженно вздрагиваю. Потом успокаиваюсь: если он вернется, я точно услышу, я очень чутко сплю. А он обязательно вернется.

Утром папы тоже нет.

Значит, все правда? Он ушел и не вернется? Реально. Теперь нас всегда будет только двое: я и мама. Вроде просто и понятно и уже очевидно. Но все равно до меня никак не доходит.

Глаза у мамы припухшие и покрасневшие, но держится она как обычно. Как во все предыдущие дни. Ворчит на меня:

– Агата! Ну что ж такое? Опять ты копаешься. Опоздаешь.

А чувств в словах нет – словно запись на автоответчике. Или объявление в транспорте про следующую остановку. Вот и еду привычным маршрутом. Сначала на лифте вниз, потом прочь из подъезда под жизнерадостную песенку домофона, и дальше – до школы.