Вадим Фёдоров - Путешествие вверх

А вокруг был мрак, мрак и мрак. Ничего, кроме мрака. И холод. Всегда холод. И мерцающие огоньки неизвестных существ, больших и маленьких, которые двигались, исчезали и появлялись во всех направлениях.

Долопихтис знал, что почти половина обитателей подводного мира обладает способностью светиться. И этот свет, проблесковый и ровный, спокойный и пронзительный, свет, рождённый в ночи жизнью бесчисленных существ, манил и отпугивал его одновременно.

– Все эти светящиеся штучки – сплошное надувательство, – часто повторял Долопихтис, поглядывая на свой фонарик. Долопихтис очень любил рассуждать, и многим его рассуждения могли бы показаться наивными. Однако, по мнению его знакомых, маленькому удильщику иногда трудно было отказать в наблюдательности.

Иногда в океане можно плыть долго-долго, не встречая ничего достойного внимания. Где-то высоко над головой метеором пронесётся огонёк, где-то в стороне зажгутся длинные сверкающие полосы, отмечая путь причудливых рыб, и кто-то большой и неповоротливый шумно вздохнёт, опускаясь в глубины. Вот и сейчас мимо Долопихтиса стремительно пронеслись саблезубые рыбы-гадюки, крохотные хищники с необычайно свирепой наружностью и столь же определённо выраженным характером. Долопихтис с сожалением посмотрел им вслед: рыбы-гадюки были проворны и плавали быстрее удильщика. Но на всякий случай он поплыл за ними следом. Неожиданно он увидел плывущую медузу. Бледный и призрачный контур делал её во тьме почти незаметной, и поэтому Долопихтис не удивился, столкнувшись с медузой нос к носу.

– Мне показалось, что ты торопишься? – спросила медуза.

– Пожалуй, я и вправду занят.

– Чем?

– Ну, хотя бы тем, что я плыву.

– Прекрасное занятие для такого обаятельного и добродушного удильщика.

Долопихтису не очень хотелось продолжать разговор с болтливой медузой. Ему хорошо было известно, что рыбёшки поменьше, вроде тех, за которыми он сейчас плыл следом, сталкиваясь со щупальцами медузы, мгновенно парализовывались стрекательными клетками и спустя некоторое время исчезали под колоколом прозрачного хищника. И хотя удильщик был достаточно велик, чтобы не бояться медузы, ему не хотелось испытать на себе обжигающее действие её стрекательных клеток. Все медузы хищники и часто нападают на рыб, превышающих их собственные размеры. Поэтому, остановившись на почтительном расстоянии, Долопихтис ехидно заметил:

– Встречаясь с тобой, я всякий раз испытываю разочарование, что вокруг меня слишком много воды.

– Вот как! – коварно усмехнулась медуза. – А ты подплыви поближе, и, если твоё сожаление искренне, советую отведать меня.

– К сожалению, я не могу воспользоваться твоей любезностью, – произнёс Долопихтис и, очень довольный собой, отправился дальше. В такие минуты удильщик любил пофилософствовать.

«О чём, например, мечтает каждый обитатель подводного мира и чего страшится? – рассуждал Долопихтис. – Он мечтает поесть и страшится быть съеденным. Горькая истина!»

Размышления удильщика были прерваны маленьким происшествием. Он увидел далеко впереди вздрагивающий ярко-красный огонёк, который то приближался, то отплывал, медленно поднимался и стремительно падал, кружась на одном месте. На всякий случай Долопихтис решил проверить, что кроется за этим странным танцем. Он стал медленно подплывать к огоньку. И тут удильщик заметил, что не один он проявляет интерес к светящемуся зайчику. С другой стороны к огоньку приближалась рыба-фонарь. Большая, сверкающая, с ярким белым пятном на губе, рыба казалась нарядной и вполне заслуживала данное ей имя. Долопихтис был знаком с ней, хотя и недолюбливал её за излишнее (с его точки зрения) высокомерие. Поэтому он без особого удовольствия наблюдал, как быстро сокращается расстояние между рыбой и танцующим огоньком.

И вдруг, когда казалось, что их разделяет расстояние не более метра, фонарик стремительно метнулся в сторону, длинное извивающееся тело бросилось к рыбе-фонарю, и Долопихтис увидел её… в зубастой пасти угря. Полутораметровый угорь-удав, настоящее страшилище подводного мира, схватил рыбу-фонарь, подманив её на опасно близкое расстояние светящимся кончиком своего хвоста. Удильщик предпочёл удалиться, с грустью отметив, что печальное происшествие, свидетелем которого он оказался, не улучшило его мнения об окружающем мире.