Олеся Шанти - Его высочество Маркиз. Книга 2

Кот надулся: неужели можно думать о каких-то совершенно бесполезных колючках, когда в лапы попала такая ценнейшая вещь, как семена Колбасного дерева. Это ж сколько вкуснятины вырастет… У! Маркиз аж облизнулся.

Но Эльвира была в корне не согласна с этой позицией и даже не представляла, как быть: ругать ведьминского кота – только слова на ветер бросать. Маркиз давно привык делать лишь то, что хочет, и можно было лишь догадываться, к какому еще ущербу приведет пребывание кота в квартире. Девушка подозрительно шмыгнула носом и, не говоря ни слова, скрылась в своей комнате: видимо, перспектива выращивать подозрительное растение пришлась ей не по душе. Один лишь Маркиз ни на шаг не отходил от цветочных горшков в надежде, что колбасное дерево не заставит себя долго ждать. И точно: не прошло и часа, как из земли выбился крепкий зеленый побег. Прикорнувший в кресле Маркиз каким-то шестым чувством понял, что происходит нечто необычное, и распахнул янтарные глазищи. От увиденного они стали еще больше, и кот в эйфории запрыгал вокруг цветочного горшка.

– Уууу! Не обманула, шельма! – радовался он. – Поперло!

Действительно, росток на глазах увеличивался в размерах, и уже к вечеру в горшке покачивалось метровое зеленое растеньице. Эльвира носа не казала из своей комнаты, и никто и ничто не мешало коту радоваться своим успехам. Предоставленный сам себе Маркиз бесцельно бродил по квартире и с любопытством разглядывал интерьер. С момента его последнего пребывания здесь квартира значительно изменилась: девушка много играла в театре, и потому все стены были увешаны рекламными проспектами каких-то спектаклей. Разумеется, их названия Маркизу ничего не говорили, но один плакат явно привлек кошачье внимание: премьера спектакля «Слезы Ветенсии» с Эльвирой Бергер в главной роли должна была состояться уже завтра.

– Вот это да! Надо бы взглянуть!

Тем временем день клонился к своему завершению, колбасное дерево активно цвело, а за стенкой Эльвира репетировала какой-то очередной текст, видимо, к завтрашнему выступлению. Наконец, к вечеру актриса вышла из своей комнаты, но лишь для того, чтобы сделать себе небольшой бутерброд с сыром, и снова закрылась в спальне. И ни одного слова. Кот занервничал – как-то неприятно, когда на тебя дуются.

Последующий день также не принес изменений. Единственной новостью было то, что Лиля в Питере, а Ксюша в больнице. Этого известия Маркиз явно не ожидал.

– Ничего серьезного, ангина, – обронила Эльвира и вновь исчезла из поля зрения кота.

«Ладно, как-нибудь забегу, проведаю, – подумал Маркиз, – но сначала в театр! Премьера, как-никак!»

Эльвира Бергер заметно волновалась. Вот уже три года она выходила на сцену и сыграла по меньшей мере в десятке спектаклей, но каждый раз – как будто впервые. А сегодня их театр и вовсе давал премьеру, которую еще неизвестно как воспримут зрители и дотошные критики. К тому же в этом спектакле Эльвире досталась главная роль, и, несомненно, за ее игрой будут пристально наблюдать. Девушка в длинном старинном платье графини стояла в своей гримерке и оценивала только что нанесенный грим. Вроде, все в порядке, и созданный ею образ полностью соответствует персонажу.

Наконец, раздались знакомые слова: «Эльвира, твой выход», и девушка устремилась на сцену. На секунду она замерла и осторожно выглянула из-за занавесей в зал. От сердца отлегло – полный зал. Как и любой артист, Эльвира всегда волновалась, будет ли публика на спектаклях. А если будет, то как воспримет ее работу… Для творческих людей подобные метания могут стоить немалых нервов, но ничего уж тут не поделаешь – талант – дар непростой. Последние томительные минуты ожидания, и девушка очутилась на сцене. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы она успокоилась и вошла в роль. Надрывный монолог графини, который Эльвира репетировала не один день, прозвучал так искренне, что многие дамы в зале поднесли к глазам платочки. Но вскоре спокойствие и размеренность действа были нарушены.

В самом первом ряду партера сидел один весьма беспокойный зритель, который более чем эмоционально реагировал на каждое движение артистов на сцене. Да и вид его был весьма необычен: несмотря на жаркую погоду господин с головы до ног облачился во все черное, в руках кожаные перчатки и трость, а голову венчал глубоко надвинутый высокий цилиндр. Головной убор явно мешал другим людям, но на все просьбы его снять, мужчина никак не реагировал, а лишь отрицательно мотал головой.