Анна Поршнева - В лесу, на море, в небесах. Подлинная история избушки на курьих ножках

И пропала бы репутация неопытной бабы-яги ни за грош, если бы не избушка. Со своей старой хозяйкой она всякие виды видала, и знала, что для этого случая потребна специальная спица, сделанная из таинственного дерева ясеня, корни которого спускаются до самого мира мертвых, а ветви поднимаются прямо к животворящему солнцу.

Схватила старуха спицу и припустила к озеру. Смотрит – а там, на отливающей молочным перламутром отмели лежит водяница и охает. А из живота у нее тянется-извивается ниточка, и из конца этой ниточки вырастает большая капля, в диаметре не меньше семи пядей будет. Капля лежит на поверхности воды и не тонет, а внутри у нее что-то движется и переливается.

Страх взял Аленку, да ненадолго. Смело подошла она к пузырю и, как учила избушка, осторожно проткнула его с восточной стороны. И пузырь лопнул, точно мыльный, а на месте пузыря оказался маленький полупрозрачный младенец. Тотчас из озера выскочил Водяной со всклокоченной от волнения пенной бородой, схватил ребятенка, закутал в эту самую бороду, подхватил водяницу другой рукой и скрылся в глубоком омуте.

"Обманул!" – решила баба-яга, – "Пожалел рублевиков, жадный черт!". Но тут из воды высунулся давешний водянчонок и с поклоном протянул бабе-яге два шитых серебром кисета. В одном из них были самые настоящие, неподдельные рубли, а в другом – крупные зерна речного жемчуга.

Рубли баба-яга спустила на ярмарке на всякие забавы и разношали. А жемчугом выложила на двери особый знак – избушке почет и уважение.

Баба-яга любила ходить на базар со своим аршином и своей гирей. Нет, покупать она там ничего не покупала – ей хватало того, что приносили бабы за гаданье, приворотное зелье и лекарственные снадобья. Баба-яга обожала собачиться с приказчиками. Отмерит себе сукна нижегородского десять аршин на юбку, достанет из недр своей безразмерной кацавейки деревянный аршин (и как он там помещался, ума не приложу) и давай перемеривать.

Естественно, поларшина не хватает. Приказчик-то – не дурак, свою выгоду блюдет: пока ткань отвешивает, пальцами ее растягивает. Да и мера у него подточенная.

– Ах ты такой-сякой, песий сын, ворюга беспрозванная, – голосит на весь базар яга и, потрясая обоими аршинами – своим и приказчиковым, показывает всему честному народу, что ее аршин на полпальца длиннее.

– Сама отстань, карга старая, ведьма проклятущая, и аршин твой колдовской неправильный, – не отстает приказчик. Бывает, что на шум выскочит из глубины лавки сам купчина. И невелик он чином – всего только третьей гильдии купец, зато брюхом обширен. И начинает он этим своим брюхом бабу-ягу к выходу теснить. Да не на такую напал! Тыкнет, бывало, яга его в пузо своим когтем острым, закаленным в боях, и сдуется купчина. С лица побледнеет, задышит тяжело, и кивнет приказчику: мол, давай потише. А то и поднесет яге платочек какой с каемочкой да бахромой.

Возвращается яга домой вся в прибыли, довольная приятным разговором и подарками.

А что же это я про Аленку не пишу, а пишу про какую-то бабу-ягу постороннюю? Да вот как-то так случилось-приключилось, что жила себе Аленка в лесу не три, а целых тридцать три года. И однажды, чары скинув, и глянув в зеркало, обнаружила она, к своему неудовольствию, что теперь оборачиваться старой ведьмой ей вроде и ни к чему. Но долго не печалилась, так только, подивилась – как быстро годы летят.

Если бы у лешего спросили, чего он сидит у мшелого пенька и куксится, чего не шастает по лесу и не пугает девок, которые во множестве в это время года в лес по грибы бегают, леший бы только угукнул обижено. Но при этом подумал бы с тоской, что нет в мире справедливости. Вот возьмем змеев. У нормального змея всегда есть река Смородина, Калинов мост, богатырь и меч-кладенец. Все для веселой жизни есть у змея! Или возьмем водяного. У него огромадный дворец в реке выстроен, в нем молодые девки-утопленницы его танцами веселят, жемчуга размером с яйцо в хрустальных ларцах лежат, и все купцы проезжие ему кланяются. Кто гусельками яровчатыми, кто крытой парчой шубой, кто собольей шапкой. Или возьмем бабу-ягу. Вот эту новую, шуструю, возьмем, что и полста лет в лесу не прожила, а уже во всем свои порядки устроила. И водяной к ней на поклон ходит, и веснянки ее слушаются, и даже наглая древняя шишига уважает.

А леший и того пуще. Влюбился леший в шуструю ягу, едва увидел ее длинный нос и острые, по-девичьи любопытные глаза. Бродит леший вокруг избушки на курьих ножках: то букет васильков под ручку дверную сунет, то душистой лекарственной травки на поляне рядом вырастит, то лукошко орехов под крыльцом оставит. А яга не замечает его стараний. Разве что иногда угостит чаем с пряником, да попросит меду от диких пчел набрать. Даже не улыбнется ласково. Так только, по древнему яговьиному обычаю, цыкнет зубом неопределенно, не поймешь – то ли довольна, то ли сердится.